Под ахи, охи и вай-ваи прохожих он созревал еще с минуту, достиг в диаметре метров двадцати, после чего нехотя этак отлепился от провода и поплыл вверх. И тут до Щукина дошло, что вовсе не ребячьи голоса слышал он сразу после того, как прошел желто-красный троллейбус, — это мимо на кормежку, звонко вопя, промчалась команда Ту Фты. Как бы в подтверждение этому большой шар остановился над низкими крышами, где его ожидала группа мерцающих искрами мелких шаров. Троллейбусные провода начали дребезжать, как плохо натянутые басовые струны. Щукин с трудом разобрал в этом дребезжании следующее:
— Какие вы мелкие и жалкие, людишки. Это говорю я — великий Ту Фта. Хаба. Сразу после его слов в вышине полыхнула молния. Грозовой процесс и не думал прекращаться, он сделал временную передышку и теперь снова набирал силу. На глазах небо потемнело, светлые окна затянулись. Щукину по темечку ударила полновесная капля. Дождь мог начаться с минуты на минуту.
— Вам, жалкие аборигешки, никогда не стать великими, — продолжал между тем Ту Фта. — Почему? Я отвечу. Потому что вы тупы и агрессивны. Даже если среди вас появится кто-то разумный, вы сожрете его из зависти. Единственный, кто мог бы вам помочь — это я, Ту Фта Совершенный. Но я не хочу этого, ибо вы агрессоры, кучамаруча. Не-ет, мы не позволим папавиончи наши крейсера. Лучше мы вас, гнусных аборигешек, папавиончи ган… Ту Фта явно перебрал дармовой энергии. Наверное, ему нравилось проявиться в таком эффектном искрящемся виде и говорить разящие словеса. Но Бог с ним, с Ту Фтой и его честолюбием. Щукина беспокоило другое: напряжение в контактной сети составляло 500–600 вольт, и теперь Ту Фта со своими малышами, переполненные электроэнергией, представляли собой реальную опасность. Достаточно ничтожной случайности, чтобы вся эта энергия, непонятным образом удерживаемая в определенном объеме, по всем законам физики устремилась к земле. И тогда все, что окажется на ее пути, будет испепелено.
— Значит так, быстренько разошлись, — непререкаемым тоном сказал Щукин. Русская женщина с кавказским акцентом пронзительно взвизгнула, остальные не обратили на Щукина внимания. В толпе шло обсуждение:
— Голову морочат, что тарелочки. Какие ж это тарелочки?
— Пузыри.
— Вот те и пришельцы. Воздушный шар увидят — пришельцы. Шаровую молнию — опять же они, бедолаги…
— …утечка энергии. Надо бы звякнуть…
— Ей-ей, инопланетяне… Между тем Ту Фта продолжал свою нетрезвую речь, которую понимал, возможно, один лишь Щукин.
— Вы еще бесполезнее, чем прошлогодний винегрет. Вас прогрессом только портить. Вы, кучамаруча, погрязли в грехе, невежестве и агрессии. Пусть уж лучше будет новая раса. Хаба. Затем интимно добавил:
— А ты, Эрастик, насекомое, не бойся. Все равно твои джоули лучше, чем это гадкое вонючее пойло. Мы вскормлены твоими джоулями.
Ты — мама, а маму… Это были последние слова Ту Фты Совершенного.
Щукин не смог точно определить, что же произошло на самом деле, все случилось очень быстро. Кажется, сначала полыхнуло в низко нависших тучах, после чего пророкотал гром, между шарами возникла ослепительная электрическая дуга, и тут же в мостовую ударили десять белых молний. Когда после этого фейерверка глаза перестали слезиться, Щукин увидел, что шаров над крышами нет, а в том месте, куда ударили молнии, асфальт покрылся мелкой рябью, этакими застывшими барашками. Впрочем, аналогичная рябь, причем много внушительнее, в виде колдобин и выбоин, имела место по всей мостовой, так что доказательством посещения эти следы, увы, служить не могли. Хлынувший дождь вмиг разогнал любопытных. Щукин скрылся в машине раньше, чем успел вымокнуть. В глазах нет-нет, да и вспыхивали белые молнии. Удивительно, что обошлось без жертв. Где-то в салоне тонко зудел комар. Эти комары совсем обнаглели, для них не стало времен года. «Объем — это пи дэ в кубе, деленное на шесть, — вспомнил Щукин.
— Диаметр шарика два метра. 3,14 на 2 в кубе, нет, не так. Два в кубе делим на два, будет четыре. Четыре кубометра. Вот тебе и малютка — четыре тонны воды, если переводить на воду. А в Ту Фте?
