Как ни относиться к Сталину, очевидно, что он осуществил ряд прямо-таки контрреволюционных мер, направленных против нигилизма, порожденного «внезапной» революцией. Восстановил в правах национальный патриотизм. Способствовал тому, чтобы искусство, особенно архитектурное, приняло бы классические формы. Наряду со своим культом установил культ русской литературы. Взял курс на укрепление семейного уклада. «Реабилитировал» многих исторических деятелей старой России. Прекратил преследование церкви.
Надо отметить, что ещё в 1918 году Сталин публично выражал свое скептическое отношение к революционным устремлениям европейского пролетариата. Во время обсуждения вопроса о мирном соглашении с немцами он заявил:
«…Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму… Революционного движения на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться».
Свой скепсис Сталин сохранил и во время похода на Польшу в 1920 году. Тогда вся партия жила ожиданием революционного вторжения в Германию и взрыва её изнутри. Один лишь Сталин был против этого тезиса, оказавшись в оппозиции.
Преимущественно руками «красных князьков» на местах и ягодо-ежовского аппарата в центре были осуществлены незаконные репрессии в тридцатые годы — годы больших общественных потрясений и бурного развития промышленного производства.
Именно в подобной обстановке с социального дна поднимается пена в облике обиженных, морально ущербных и злобных людей. Как правило, такие типы всегда тянутся к власти над людьми. Особенно их привлекают карательные органы. Они там отводят душу, что и сегодня можно проследить на примерах оборотней в погонах. К советской власти того периода примазалось немало карьеристов, мздоимцев и откровенно враждебных ей лиц.
Писатель М. М. Пришвин, характеризуя эту эпоху на примере чиновничества в городе Ельце, писал в далеком уже 1919 году, что «руководящие посты в городе сумели занять негодяи, которые в случае смены власти вновь окажутся на прежних должностях — полицейских, урядников, инспекторов. Эти не только не заботились об авторитете советской власти, но с удовольствием под шумок уничтожали коммунистов».
Это они вскрыли ящик Пандоры, который длительное время власти не смогли закрыть, а как результат — страдали порой ни в чем не повинные люди.
Гонимый советской властью глубокий философ и мыслитель Николай Бердяев о революции как-то сказал, что она всегда в значительной степени маскарад, и если сорвать маски, то можно встретить старые, знакомые лица. Действительно, на крутых поворотах истории появляется много перекрасившихся типов, а поэтому все революции обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих наряду с героизмом немногих. Революция — дитя рока, а не свободы. И поэтому проявляли героизм те немногие, которых ученый назвал детьми рока.
Революция борется против власти, ставшей злой, и она борется за власть, и в ней побеждают силы, которые наиболее способны организовать власть, вытесняя и часто истребляя менее на это способных, желающих повластвовать.
Надо отметить, что в этих социально-политических «чистках» советского общества, по уточненным данным, погибло около пятидесяти тысяч в большинстве честных и чистых сотрудников органов госбезопасности. Чекистов, как разведчиков, так и контрразведчиков, тоже арестовывали, судили скоротечно и так же расстреливали. Они, как и другие граждане, попадали под жернова адской государственной машины с холодным, предательским чиновничьим аппаратом.
Для объективности и полноты представления, каким образом эти два жестоких человека попали в органы, есть смысл напомнить, хотя бы кратко, их жизненно-служебные вехи.
Генрих Ягода родился в городе Рыбинске Ярославской губернии в семье гравера-печатника. Он приходился троюродным братом Я. М. Свердлову — председателю ВЦИК, который не только стремился к абсолютной власти, но есть достаточно много данных о его намерениях устранить Ленина и заявить о себе как о вожде. Троцкий для него был тоже соперником, а «красный Бонапарт» тоже себя считал пригодным для руководства страной. Но судьба распорядилась по-иному: по одним данным, Сверлов простудился, слег и не мог выбраться из плена опасного недуга. По другим — и это очень похоже на правду, — его жестоко поколотили рабочие одного из московских заводов, где он собирался выступать. Третья версия — его убрали те, кому он мешал. Конец этого себялюбца и человека с масштабными запросами закономерен — его жизненная тропа закончилась быстро. Не суди, да не судим будешь!
