— А потом?
— Вы сами знаете, что потом. Ведь я дала подписку… Мне можно теперь приказать все, что угодно.
Глаза девушки потускнели, погасли.
Вайс сказал резко:
— Фрейлейн, у меня есть основания курсантку по кличке «Штырь», — напомнил: — ну, ту, которая обожгла себе лицо утюгом, подозревать в сокрытии своих истинных убеждений. Ее следует направить обратно в штрафной блок Равенсбрюка.
— Ну что вы! — всполошилась Ольга. — Она… Она настоящая контреволюционерка и поклонница фюрера! — Лицо девушки выражало отчаяние и тревогу.
— Вы убеждены в этом?
— Да-да, полностью! — горячо заявила Ольга.
— Ваше свидетельство для нас настолько авторитетно, что в таком случае я отменю приказ Ауфбаум.
Видя, что лицо Ольги прояснилось, он тут же спросил:
— А эта, с выщипанными бровями, меховщица?
— Сволочь!
— Простите, я не понимаю этого слова.
Блестя глазами, кривя губы, с какой-то коварной усмешкой Ольга сообщила:
— Эта особа не может внушать вам доверия.
— Благодарю вас. — Вайс встал, щелкнул каблуками, склонил в поклоне голову. Исподлобья глядя, быстро спросил: — Ваш отец полковник? Начальник штаба армии, репрессированный Советами?
Девушка, задыхаясь кивнула. На шее ее вздулись вены.
Иоганн сказал:
— Будьте, пожалуйста, внимательны ко мне настолько же, насколько и я к вам. — Усмехнулся: — У меня ведь такая сложная миссия. А русская девушка — это загадочная славянская душа.
Ольга нерешительно спросила:
— Но вы из гестапо?
— К сожалению, — сказал Вайс, — не имею чести. Как доложил вам, я унтер-офицер абвера. — Помедлил. — Но это нечто родственное.
— Зачем вы об этом сказали?
— Чтобы была ясность.
Вайс пошел разыскивать Ауфбаум, чтобы дать ей приказание об одежде для Ольги. Но Ауфбаум, оказывается, сама разыскивала его, и не одна, а в сопровождении полковника Сорокина и двух солдат РОА.
Она бросилась к Вайсу, моля спасти, оказать ей милосердие…
Полковник, отстранив капитана Ауфбаум, доложил Вайсу, с трудом преодолевая одышку, что уже подверг экзекуции разжалованного лейтенанта Нюрку и курсантку, которая оказывала ей содействие в истории с унтершарфюрером СС.
А сейчас прибыл нарочный с приказом РОА разжаловать капитана Ауфбаум в рядовые.
Ауфбаум спросила скорбно, умоляюще глядя на Вайса:
— Что же вы мне посоветуете?
Вайс сказал холодно:
— Я хотел бы задать вам еще несколько вопросов.
— О, пожалуйста. Я вся к вашим услугам, — жалко улыбнулась Ауфбаум. Губы у нее дрожали.
Оставшись с капитанов РОА наедине, Вайс спросил:
— Насколько я выяснил, вы действовали по прямым указаниям сотрудника «штаба Вали» господина Гагена?
Ауфбаум только закивала в ответ. Взволнованная и потрясенная, она еще не владела собой.
— Если это так и вы можете подтвердить все письменно, ваша вина облегчается.
— Я готова написать сию минуту все, что вы мне скажете.
— Я вам ничего не говорю. Я вас только спрашиваю: так это или нет? Если так, будьте любезны логически изложить все на бумаге.
— О, я так волнуюсь!
Но, несмотря на свое состояние, Ауфбаум очень толково и мстительно написала донос на Гагена.
Пряча бумагу в карман кителя, Вайс предупредил капитана Ауфбаум:
— Вас ждал самый суровый приговор. Но вы произвели на меня настолько благоприятное впечатление, что я счел возможным ограничиться чисто предупредительными мерами. При условии или, вернее, гарантии — Спросил: — Какие я могу иметь с вашей стороны гарантии?
— О, я же сказала — какие вам угодно! — Ауфбаум, преданно улыбаясь, подняла руки, чтобы поправить волосы.
— Ну, это вы бросьте! — оборвал ее Вайс. Наклонился: — Вы мне дадите сейчас письменное подтверждение тому… — Иоганн на минутку задумался. — Допустим, полковник Сорокин предлагал вам работать на советскую разведку…
— Этот палач на все способен, на все! — горячо заявила Ауфбаум.
— Ну вот и пишите. Можете совсем коротко.
И только когда Вайс спрятал вторую бумагу рядом с первой, Ауфбаум спросила:
— Но зачем это вам?
— Затем, — внушительно произнес Вайс, — что, если вы в дальнейшем вздумаете отказать в какой-нибудь моей незначительной просьбе, это послужит мне гарантией. — Объявил: — А теперь прикажите курсантке с обожженным лицом зайти после ужина ко мне в комнату.
