После стерильности музея этот мир для меня странен. Я счастлив быть рядом с Люси, но ей, как правило, приходится работать по вечерам, и я не люблю эти долгие вечера. Но так или иначе, я живу.
Изменения вокруг меня настолько велики, что я еще полностью не осознал их. День превращается в ночь и снова в день, а я все еще тут. Уже одно это имеет для меня огромное значение.
Сержант Буш часто заходит к нам в гости. Он здесь, снаружи, иной человек, но я по-прежнему восхищаюсь им. Он говорит, что в музее еще даже не заметили моего исчезновения из запасников, и я не думаю, что они заметят, потому что музей в любом случае когда-нибудь будет захвачен Свободноходящими.
Люди, живущие за пределами Округов, сильно отличаются посетителей музея. Многие из них — никчемные существа, но есть также волевые, сильные люди, которые живут вне Округов, потому что им нравится бывать там, где хочется. А между этими двумя крайностями находится еще более широкий спектр людей, чем я мог представить когда-либо. Я далеко не самый странный из здешних обитателей.
Иногда я тоскую по забвению, которое приносила кнопка. Но это происходит только тогда, когда Люси на работе. Я попросил ее снова вызвать техника и восстановить таймер, сделать так, чтобы программировать его мне самому, и я мог спать и бодрствовать как пожелаю.
Я нашел работу. «Скользкой яме» требовался вышибала; прежний подался в сектанты. Работа соответствует моим способностям, ведь для того, чтобы войти, гостям приходится проталкиваться мимо меня, один за другим, по узкому коридору. В мою смену никто не проходит бесплатно.

Для существа с моими ограниченными возможностями оплата неплохая. Чтобы не пугать посетителей, Люси наклеила на мою кожу молнии, раскрасила меня в яркие цвета и подарила туфли и перчатки. Обо мне сложилось мнение, что я являюсь исполнителем вульгарного рекламного трюка. Владельцы «Скользкой ямы» думают, что я очень крупный человек, который влюблен в свой костюм-оболочку. Про себя они недоумевают, почему я никогда не покидаю пьедестал-тележку. Это механик очень мне помог, он соединил мой пьедестал с ховером. Теперь я могу свободно передвигаться. Еще толика свободы. Люси всем говорит, что у меня искусственные ноги и что платформа — это, своего рода, необычный протез. Она прекрасно умеет импровизировать. Никто ничего не подозревает.
Старики, похитившие меня из музея, верны Люси, и ни одно слово не сорвалось с их уст о том, что произошло той ночью. Все они завсегдатаи «Скользкой ямы»; основной контингент посетителей здесь составляют подтянутые пожилые мужчины с причудливыми прическами необычных расцветок. Они танцуют друг с другом не из-за перепутанных биологических импульсов, а потому, что в бар заходят всего несколько стройных женщин их возраста. Люси говорит, что кости старых женщин более хрупкие, чем у стариков, поэтому танцы слишком утомительны для жен и подруг стариков.
Порой заглядывают в «Скользкую яму» и иного рода посетители, например тучные молодые женщины, которые преувеличенно выпячивают свою женственность. Большинство этих женщин приходят сюда по причинам, которых я не понимаю, но к настоящему времени я хорошо запомнил запах подобной категории клиентов, не очень хорошо одетых и достаточно агрессивных. Во время танцев они бывают грубы со стариками, так что некоторым приходится даже потом идти к костоправу. Если одна из таких женщин появляется у моей двери, потея от волнения, я преграждаю ей дорогу.
Мне по душе иметь работу. Теперь моя жизнь стала интереснее, и я могу постепенно расплачиваться с сержантом Бушем, который заплатил механику за мои модификации. И я рад тому, что могу внести свой вклад в наши общие с Люси средства к существованию.
Мое времяпровождение с Люси прекрасно, хотя размерами она лишь отдаленно напоминает женщин моей расы. Сержант Буш соорудил нам кровать, подвешенную к стене, так что, когда платформа задвигается под кровать, мы можем лежать и касаться друг друга. То, что мы там делаем, странно, но приносит удовлетворение нам обоим.
Сегодня в последний раз позвонил механику. Мне больше не нужна кнопка; я попросил его заварить ее прочной крышкой.