– Тих-хо ты! – тут же выкрикнул, тоже словно гавкнул похожий; сунул в утробу чудища табуретку, как-то дергано выхватил из кармана пачку, задымил белой палочкой. – Все нормально, – заговорил спокойней. – Надо так, понял, нет?… Как тут матери одной с вами со всеми? У меня жить будете. Понял?
Шайтан стоял, сморщив от напряжения лоб, подняв уши, повиливал хвостом заискивающе, старался увидеть глаза похожего. Но похожий все время смотрел куда-то в сторону. А без глаз Шайтан не мог как следует понять сказанных слов. Как хотя бы понять такое: «У меня жить будете»? Шайтан изо всех сил напрягал свое собачье воображение, но ничего определенного не получалось. Он знал лишь этот двор, эту избу, калитку, а чужие дворы, избы, калитки были владением других псов и сук, и лишь для того, чтоб их подразнить, Шайтан иногда подбегал к калиткам, воротам, палисадникам, метил из озорства столбы и доски. И другие делали то же. А теперь?… Похожий возьмет и уведет его? А как же здесь?…
Весь остаток дня он мучился в поисках ответа, давил, приглушал в себе не дающее ни секунды покоя тяжелое предчувствие; бродил возле будки, наблюдал за похожим, зачем-то тщательно обнюхивал мелкие камешки, траву, мусор под лапами… А потом похожий на хозяина взял и сбил молотком кольцо цепи со стены будки и повел Шайтана к чудищу. Открыл дверцу и приказал:
– Запрыгивай!
Шайтан попятился, присел на задние лапы. Испуганно глянул на похожего.
У того в глазах – затравленность и боль, но вот взгляды встретились, и похожий мгновенно стал злым, чужим каким-то, опасным.
– Прыгай давай! Ну-ка!
Шайтан, сидя, пополз еще назад и взлетел от удара-пинка. Взвыл, бросился прочь.
– Стоять, сказал!
Цепь натянулась, дернула Шайтана так, что ошейник сразу перекрыл дыхание. В глазах стало темно… Шайтана потащило обратно к чудищу.
– Еще с тобой, скотина, возиться, – тоже словно придушенно шипел похожий. – Всех уговаривать!.. Лезь д-давай!
Он схватил Шайтана под мышки и приподнял. Шайтан забил в воздухе лапами, замотал шеей, стараясь выскользнуть из объятий похожего; увидел рядом, совсем рядом с пастью темно-белую руку с короткими редкими волосками. Ему очень захотелось куснуть эту руку, с двух сторон сжать зубами, чтобы ослабла и отпустила его, но какой-то огромной силы запрет, запрет, который был объявлен далеким-далеким предкам Шайтана, не позволил этого сделать. Наоборот, он почувствовал, что обязан повиноваться, смириться с волей этого похожего на хозяина человека.
Так он оказался в большой душной голове чудища с прозрачным черепом. Стоял на чем-то мягком, высоком, подогнув лапы, закрыв брюхо поджатым хвостом. Озирался, осторожно ворочая шеей, звякая при каждом движении бесполезной сейчас, ненужной цепью.
– Лежать! – приказал похожий, и Шайтан тут же, как стоял, лег на мягкое.
За его спиной хлопнуло. Похожий куда-то пошел.
Маленько обвыкшись, Шайтан приподнялся и сразу увидел: похожий раскачивал его будку, вытягивал ее из земли. Вот вытянул, повернул на попа, тряхнул несколько раз. Из будки посыпались сено и старые, обглоданные до ровной желтизны кости… Шайтан собирал, копил их с давних пор. Иногда зимними длинными ночами, когда от мороза невозможно было уснуть, он доставал их из сена, перебирал, обнюхивал, скреб клыками, и ему становилось теплее, уютнее; кости помогали дождаться момента, когда на небе появлялся живой и дарящий жизнь ослепительный шар… А теперь его единственное богатство, его спасение от мороза летит на траву, как обычный сор.
Шайтан опустился на мягкое, спрятал морду между передних лап, зажмурил чешущиеся, сырые глаза.
…Ехали очень долго, или это ему так показалось. Сперва он боялся и вертелся волчком, мотая цепью, путаясь в ней, смотрел, как мелькают мимо заборы, деревья, как проскакивают совсем близко другие чудища. Протяжно, тоненько поскуливал.
– Лежать! – то и дело кричал похожий; Шайтан поджимал лапы, замирая, но очередная кочка или ямка на дороге подбрасывали его, и он снова начинал вертеться, видел летящий вокруг с бешеной скоростью мир, скулил, и похожий опять кричал: – Лежать, тебе сказано!
