Здесь, на дне трюма, была только ночь, и не стоит открывать глаза — ночь давила еще больше.
Но вот — Крэдок ощутил — сейчас был день, и, видимо, меняли курс. Понятно это стало по тому, как поднимались и опускались скосы днища. Видимо, пошли против ветра, галсами, ловя его парусами то одного, то другого борта. Скорее всего, входили в какую-то бухту. А чтобы не налететь на прибрежную мель, такие размашистые зигзаги можно делать лишь днем.
Но если и впрямь шли вдоль Ямайки, то что это за бухта?
Вдруг, будто над головой, — пушечный выстрел! В кого?..
И почти тотчас, хотя уже и отдаленно, началась орудийная пальба! Как это понять? Артиллерия на Ямайке — только в Порт-Ройале. И что же, Шарке решил устроить бой с целой крепостью? Неужели это хладнокровное чудовище решило развлечься, попугать? Не такой же он дурак…
Больше того, сюда, в глубину трюма, стали доноситься какие-то голоса, что-то протяжное: а-а-а!..
Крэдок, теряясь в догадках, даже встал.
Но вот голоса и здесь! Открыли дверь, осветили фонарем…
— О, он уже на ногах! Распутал веревку. Приготовился — с нами? А шляпа? Где твоя шляпа? Вот она… Надень! (Так с ним, мистером Крэдоком, так грубо не смел до этого разговаривать никто.) Что? Руки?.. Нет, браслеты твои размыкать не будем. Что ж, поухаживаем за королем. Нахлобучим.
— В шляпе решили топить?
— С этим еще успеем. Пошли.
Люк вверху — квадрат дневного неба — ослепил!
Затем, уже на выходе с трапа, ослепило другое… Даже остановился… Остановилось дыхание! Еще бы… Вверху, на бизань-гафеле, сразу два флага — Британии и пиратского «Веселого Роджера». Символ добропорядочности над символом злодейства!
Толчок в спину! На палубу…
И здесь: над капитанским вымпелом — британский флаг!
7
После трех суток пребывания во мраке, в полной оторванности от всего, невозможно понять, что здесь, на свету, происходит. Идут сдаваться властям? Но — помиловать этих? Нет, прав тот военный капитан: голову самого Шарке нельзя доверить даже виселице, и он готов ее засушить на бушприте[8] своего корабля.
Пока же вот он, Шарке, в окружении вестовых (барк слишком большое судно, чтобы приказания, отдаваемые капитаном под грот-мачтой, услышали парусные команды фока и бизани).
Впереди, на берегу, — белая россыпь домов Порт-Ройала, серый прямоугольник казармы, краснокирпичные форты крепости. Над последними то и дело вспыхивают клубы дыма. Стреляют? Но в бегущих навстречу волнах — ни бульканья, ни шипенья ядер… Достать до судна пока еще невозможно.
Все непонятно и здесь, на палубе… Весь левый борт (повернули в правый галс) облеплен теми, кто не участвует в управлении парусами (управляют сейчас с палубы, фалами), и все кричат. Почему так радостно?
Нэд Гэллуэй, квартирмейстер, поставил его рядом с предателем. Тот здесь тоже — изображает какой-то восторг, машет…
А, таки, пришлось обратиться к ренегату:
— Что у вас здесь происходит? Радуетесь пальбе из крепости?
Гирд, вместо ответа, махнул в другую сторону.
Там, в проходе из гавани Кингстона, между скалами, двигалась шхуна. Это была, Крэдок сразу ее узнал, шхуна губернатора. Совсем небольшое суденышко, а видно, столько сейчас на нем народу! Кричат, кажется, тоже, но их крики теряются в здешнем оре. Приветствуют? Кого? Мелькают над головами руки, шляпы…
Крэдок вгляделся. Сказать — «протер глаза»… Что?! Не веря, не желая в это поверить… Однако в ужасе начало доходить: встречают его, Крэдока! Неужели? Ну да, видимо, так…
И нельзя было их не понять — то, как они здесь подумали: мол, от этого, черного своего обличья, «Белая роза» сможет очиститься только дома. И даже… еще теперь интереснее им посмотреть на барк после того, как пойманный Шар-ке — в этом здесь, кажется, уже уверились, — принял его за свой.
Шарке же в этом им только помог — в их уверенности, что его поймали и теперь доставляют на этом, на своем «Счастливом избавлении». Вот, значит, почему так долго и, наверное, как можно ближе к берегу вел он судно вдоль Ямайки: чтобы увидели на его мачтах британские флаги! Чтобы подготовились к встрече. Что ж, подготовились…
И вот уже там, на палубе шхуны, группа (конечно же, это офицеры гарнизона) взорвалась особенно видимым восторгом — наверное, в подзорные трубы, разглядели его, Крэдока…
