Шардик - страница 2
Труднее всего писалось о муках Кельдерека в его одиноких блужданиях и о страшном одиночестве, одолевавшем моего героя до встречи с Мелатисой. Ибо грубая мужская сила легко поддается описанию — вот почему мы видим столько насилия в современной литературе. Однако, дабы читатель не подумал, будто я сильно напрягал воображение, измышляя зверства работорговца Геншеда, сразу скажу, что о подобных проявлениях жестокости я знаю не только понаслышке, но и по собственному опыту. Еще сложнее писать о моментах нравственного выбора. Ведь Кельдерек долго не понимал, какие ценности следует отстаивать и к чему надо стремиться. В «Шардике» изложены мои моральные принципы, и выразить их на бумаге было ох как непросто. Но наконец настал момент, когда история завершилась и нуждалась теперь лишь в редакторской обработке. Именно тогда я принял решение посвятить свою жизнь литературе и уволился с государственной службы.
В этом издании книги история о Шардике рассказывается во второй раз. Могу только сказать, что я не счел необходимым вносить какие-либо изменения в первоначальный текст, и надеюсь, многие читатели теперь откроют для себя Шардика. Для меня он навсегда останется великим антропоморфным героем Ортельги.
Роман как жанр имеет определенные особенности. Во-первых, в любом романе должна рассказываться история с началом, серединой и концом. Во-вторых, в нем обязательно должен быть положительный герой или героиня, а также главный злодей, впрочем зло может воплощаться и не в человеке, а в некой отвратительной ситуации, которую необходимо исправить. «Шардик» отвечает всем этим требованиям. Я считаю «Шардика» самым удачным своим произведением, потому что, согласно приведенному выше определению, это лучший из написанных мной романов.
Ричард Адамс 2 июня 2014 г.
ЧАСТЬ I. Ортельга
1. Огонь
Даже в сухую жару последних дней лета большой лес никогда не безмолвствовал. По земле — мягкой голой почве, хворосту и валежнику, пепельно-черным гнилым листьям — текли непрерывные потоки звуков. Как неумолчно гудит пламя костра, потрескивая свилеватыми поленьями и постреливая угольками, так при мерклом свете дня на лесной подстилке не стихали шумы и шорохи, легкие вздохи ветра, быстрое шуршание грызунов, змей, ящериц, а нет-нет да и слышалась мягкая поступь какого-то животного покрупнее. Выше, в сумеречной зелени ползучих растений и древесных ветвей, находилось иное царство, населенное мартышками и ленивцами, хищными пауками и бесчисленными птицами — существами, всю свою жизнь проводящими высоко над землей. Здесь звуки были громче и резче: щебет, внезапные квохтанья и пронзительные крики, гулкие дробные перестуки, колокольчатые трели и шелест потревоженной листвы. Еще выше, в самых верхних ярусах, где солнце озаряло поверхность леса, подобную сплошной пелене зеленых облаков, шумливый полумрак сменялся безмолвным сиянием, в котором огромные бабочки порхали среди тонких веток в полном одиночестве и ничей глаз не восхищался великолепием радужных крыльев, ничье ухо не улавливало мельчайших шорохов, ими производимых.
Обитатели лесной подстилки — словно уродливые слепые рыбы океанских глубин — населяли, того сами не ведая, низший ярус мира, простиравшегося вверх от ровного сумрака без теней к однородному ослепительному свету. Ползающие или бегающие своими укромными путями, они редко удалялись за пределы своего жизненного пространства и почти никогда не видели солнце или луну. Заросли колючего кустарника, лабиринт подземных ходов среди древесных корней, усыпанный валунами и камнями склон — вот, собственно, и все, что знали насельники подобных мест о земле, на которой они жили и умирали. Рожденные там, они какое-то время продолжали существование, досконально познавая каждый вершок своей территории. Время от времени кто-то из них выходил за ее границы — в погоне за добычей, в поисках корма или, реже, под воздействием некой неведомой силы извне привычного мира.
Воздух между деревьями почти не двигался. От жары он загустел так, что крылатые насекомые оцепенело сидели на листьях, под которыми таились богомолы и пауки, слишком сонные, чтобы собраться с силами и накинуться на жертву. Вдоль подножия красноватого скального выхода пробежал дикобраз, треща иглами и взрывая когтями землю. Он разворошил крохотное укрытие из веточек, и какое-то тощее круглоухое существо, лупоглазое и тонконогое, метнулось прочь по камням. Не обратив на него внимания, дикобраз уже приготовился сожрать жуков, снующих среди разметанных веток, но внезапно остановился, вскинул голову и прислушался. Пока он стоял неподвижно, похожий на мангуста бурый зверек стремительно прошмыгнул через кусты и исчез в норе. Немного поодаль сердито загомонили птицы.
