Они немного рассказали друг другу о себе – Кенни работал по найму в Нью-Джерси; Либби сообщила, что вновь живет в своем старом доме; потом, заливаясь смехом, они стали выискивать знакомые лица. Вот та, в розовом, со слащавой улыбкой, она ведь была старостой класса? А этот, с огромным брюхом, неужели самая яркая звезда их школы? Он до сих пор носил баки, которые были в моде в дни их юности, и Либби посмотрела на него с неожиданным сочувствием.
– Слушай, это не Тэд Смит, лучший защитник школьной футбольной команды?
– По-моему, да. Кажется, сейчас у него свой гараж.
– Когда-то я была от него без ума, – призналась Либби.
– А я от Черил. – Это была староста класса. – Помнишь, я как-то споткнулся и уронил сандвич с томатным соусом прямо ей на колени.
Либби рассмеялась; и тут Кенни, прежде чем она сообразила, что он делает, вытащил ее на танцевальную площадку. Еще в школе он вымахал на шесть футов восемь дюймов и, если бы не баскетбол, стал бы, пожалуй, таким же объектом насмешек, как и Либби.
Но он всегда был так добр; путаясь в собственных ногах, Либби пыталась следовать его неловким движениям и думала, что он, конечно, не может всю жизнь помогать людям так, как помогал ей в дни ее безрадостной юности.
Прислонившись к стенке, Джейк потягивал третий стакан сельтерской и наблюдал за хохочущей парочкой, неуклюже топчущейся на танцевальной площадке. Нет, она не скромничала. В танцах она и в самом деле не сильна. Впрочем, чему удивляться, вряд ли кто-нибудь выглядел бы лучше в паре с этим долговязым.
Теперь лицо ее оживилось от смеха. Волосы выбились из прически, прядями рассыпались по плечам. На щеках горел румянец, глаза – он не ошибся, они действительно оказались зелеными – блестели, как мокрые дубовые листья. Хорошо она танцует или нет, без партнеров она не останется.
Отдав свой стакан пробегавшему мимо официанту, Джейк вышел из зала. Что ж, вечер потерян. Нескольких парней он отлично помнил, но, когда он представлялся как Джейк Хэтчер, они смотрели на него с недоумением. Не желая объяснять, почему он, начав выбираться из сточной канавы, изменил почти до неузнаваемости свои имя и фамилию, он счел за благо уйти.
Конечно, есть еще рыжеволосая. Кэнди Трэверс. Дважды побывала замужем и весьма не прочь попытать счастья в третий раз. Она помнила его, помнила, как его зовут, и недвусмысленно дала понять, что не откажется возобновить с ним флирт. Если память ему не изменяет, начался этот флирт на одной вечеринке в Блоувинг-Рок – проходила она в домашнем бассейне олимпийского размера… помнится, все собравшиеся были в костюмах Адама и Евы.
Билли спала в комнате для гостей, Дэвид громко сопел в своей узенькой кроватке, над верхней губой у него белели усы из зубной пасты; Либби повесила черное платье в шкаф, надела пижаму и вытащила одну из коробок, которые она не распаковывала с тех пор, как переехала сюда после развода.
Надо же! Одежда для беременных! Ну, уж это ей больше никогда не понадобится. А вот и голубая ваза, доставшаяся ей по наследству от прабабушки. Одна из немногих ее фамильных вещей, которые Уолт пожелал получить после развода – тогда она с торжеством напомнила ему, что по условиям брачного договора он не имеет на эту вазу ни малейших прав. Хотя бы маленький триумф после бесчисленных унижений.
В другой коробке оказалась старая коллекция марок, пустой альбом для фотографий и связка писем двадцатилетней давности, от друга по переписке из Голландии. Древняя история.
Разумеется, то, что она искала, оказалось в самой последней коробке. Однажды Либби в сходных обстоятельствах сказала кое-кому – глупо надеяться, что необходимое тебе отыщется с первой попытки. И заслужила недовольный взгляд и колкое замечание.
Вытерев руки о пижаму, она извлекла из ящика школьный выпускной альбом и, облокотившись на стиральную машину, принялась его перелистывать. Надписей в нем почти не было. Никто не предложил ей расписаться в ее альбоме, а просить самой у нее не хватило духу. Только Кенни Смит нацарапал ей какое-то невразумительное пожелание.
Удивительно, какое напряженное выражение застыло на лицах. И какие все молодые. Вот и Двиггинс, Либби. В клубах не состояла, ни в чем не отличилась. Оценки Либби давали ей право вступить в общество «Гордость школы», но ее так и не пригласили туда, а заговорить об этом сама она не решилась. Несчастная пухленькая коротышка: серьезные, близорукие глаза прячутся за стеклами очков, делающих ее похожей на совенка. Конечно, никто не хотел с ней дружить.