Когда ему дали слово, Евгений вновь, сообразуясь с уровнем слушателей, рассказал о своем способе. Члены парткома вроде бы слушали нормально, внимательно. Последовали какие-то вопросы. Он старался отвечать как можно доходчивее, не показывая раздражения. Председатель шахткома Лысаковский спросил:
– Как будет обеспечена безопасность рабочих в забое, ведь на них щебенка посыплется с полка?
Слепко начал терпеливо объяснять, что ни малейшей опасности нет, даже показал пальцем на чертеже, какие предусмотрены меры защиты. Но Лысаковский вдруг заверещал на повышенных нотах:
– Товарищи! Начальник строительства Слепко ради личных деляческих интересов подвергает риску жизни наших рабочих. Что это еще за сомнительные эксперименты? Проходка стволов и так достаточно опасна, без того, чтобы разные недоученные спецы лезли туда со своими непродуманными идейками! Мы с вами не можем этого позволить… Партийная ответственность… Мы должны прямо потребовать, чтобы начальник шахты немедленно прекратил это безобразие!
Евгений, весь красный, раздувшийся от возмущения, едва смог усидеть на стуле, изо всех сил сжимая кулаки. Только он хотел дать решительный отпор безобразной выходке профсоюзного функционера, как встал Самойлов – могучий седой проходчик, основательный человек с густыми вислыми усами. Начал он, запинаясь, со стандартного набора фраз о политическом положении, коварных врагах и необходимости выполнить пятилетку в четыре года. Затем, безо всякого перехода, объявил:
– В общем и целом, нужно констатировать, что предложение товарища начальника, как уже констатировал товарищ председатель шахткома, угрожает жизни проходчиков. Я сам проходчик, и я должен в общем и целом констатировать, что полностью согласен с товарищем Лысаковским. Потому что… в общем и целом…
Окончательно запутавшись, он закашлялся, поднеся к усам огромный темный кулак, и замолк. Кротов, гневно кусавший губы во время речи Самойлова, не выдержал:
– Слушай, ты! В общем и целом! Кончай давай свою бодягу!
– Ну, раз так, я в общем и целом уже закончил.
Заговорил другой проходчик, еще молодой, рыжий, с распухшими красными веками:
– Ты сам-то, б…, понял, чего тут натрепал? То ты, это самое, за ускорение работ, то – против. Ты бы хоть разобрался, чего тут товарищ начальник предлагает. Я вот никакой особой опасности не вижу и, значит, предлагаю смелую инициативу товарища начальника единогласно поддержать!
– Ты бы язык свой поганый попридержал! Тут тебе не пивная, понял меня? – опять вмешался Кротов. – Многовато, парень, на себя берешь! Если опытные товарищи считают, что идея опасная…
– Эти «опытные» товарищи, – взорвался наконец Слепко, – опытны только в том, как бы работать помедленнее, а я хочу…
– Чего вы там себе хотите, с этим партия еще обязательно разберется, можете не сомневаться, – едко отбрил Кротов, – а пока учтите, что партком не может позволить вам эту сомнительную авантюру.
– Это же чисто техническое мероприятие, в котором вы все ни черта не смыслите! – Евгений, сам того не замечая, перешел на крик. – Вы все тут вообще ни при чем! Я один за все отвечаю и все равно буду продолжать, чего бы вы там ни решили!
– Партком не позволит гробить рабочих и подрывать авторитет партии, – неожиданно тихо проговорил Кротов.
– Да откуда вы это взяли, Кротов?
– Поступили сигналы.
– Какие там еще сигналы? От кого? От Лысаковского этого вашего? Он в проходке стволов разбирается, как…
– От рабочих сигналы поступили, товарищ Слепко. Вы, конечно, один тут во всем разбираетесь, остальные все дураки.
– Дураки не дураки, а безграмотные демагоги, это точно.
– Чтобы какой-то, мальчишка оскорблял рабочий класс! Партию! – зашипел, как карась, брошенный на сковородку, парторг. – Ты, сопляк, у меня за это ответишь!
Повисло тяжелое молчание. Наконец Кротов заговорил, причем совершенно будничным тоном:
– Предлагаю проект товарища Слепко направить в горнотехническую инспекцию, пусть настоящие специалисты разберутся. По результатам примем окончательное решение. Что же до его недостойного поведения – этот вопрос рассмотрим на открытом собрании. Ставлю на голосование. Кто «за»? Против? Воздержался? Так, хорошо, воздержался один. Решение принято, товарищи. Разрешите заседание парткома считать закрытым.
