Соперником великого гроссмейстера стал старый русский актер. Ему было около девяноста лет, и поначалу Анни согласился играть исключительно из уважения к пожилому человеку, однако когда игроки сделали с десяток ходов, о всякой вежливости пришлось позабыть. Старик играл блестяще. Он двигал фигуры трясущимися руками, но оттого его ходы не становились слабыми. Вплоть до самого конца партии, когда на доске осталось всего несколько фигур, пожилой соперник прекрасно ориентировался в ситуации и ни в чем не уступал великому шахматисту. Лишь после пятьдесят четвертого хода белые допустили ошибку. Результат был предрешен. Гаспарову оставалось сделать всего несколько ходов. Он просто не мог не воспользоваться таким подарком. Белые просчитались.
Однако за время партии соперник вызвал к себе такое уважение, что Гаспаров впервые в жизни решил свести партию вничью. В этом поступке не было никакой бравады и бахвальства. Нет. Гаспаров просто-напросто искренне посчитал, что для него будет большой честью сыграть вничью с этим пожилым господином. Всю партию он с наслаждением наблюдал за остроумными ходами оппонента и в ее конце был готов первым предложить ничью.
Спустя несколько мгновений Гаспаров специально сделал скрытый от соперника, но в то же время весьма и весьма посредственный ход. Каково же было его удивление, когда через минуту старик оторвал от доски взгляд и недовольно проворчал:
— Это что же вы такое делаете? Ваш ход совершенно нелогичен! Считаете меня дураком? Послушайте, я действительно допустил ошибку. Да, я просчитался, и этот ход погубит меня, однако это не дает вам права придуриваться!
— Что вы имеете в виду?
— Какого черта вы сделали этот дурацкий ход? К чему это лишнее, бесполезное движение? Вы что же думаете, если я ошибся, то вам позволено издеваться надо мной? Немедленно переходите! Я требую!
— Это против правил!
— К черту правила, когда речь идет о чести!
— Успокойтесь! Прошу вас, успокойтесь!
— Экий сопляк! Тоже мне.
— Послушайте! Я виноват, я действительно специально сделал слабый ход. Но в этом нет моей вины. Признаться, ваша игра настолько впечатлила меня, что я бы хотел закончить ее вничью.
— К черту вашу ничью! К черту! Не для того я прожил столько лет, чтобы в конце жизни играть вничью со всякими молокососами!
— Но я ведь выиграю.
— Отлично! Выиграете так выиграете! Никто от этого не умрет! Тоже мне, гусар нашелся! Иногда лучше с гордостью проиграть, чем принять подачку от соперника!
Гаспаров был полностью согласен с пожилым оппонентом и, оттянув финал, сделал поражение старого шахматиста особенно мучительным. Он мог бы просто поставить мат, но раз старик хотел, то Гаспаров просто обязан был напрячься. Спустя полчаса, когда смертельно раненый белый король лег на доску, радостный старик вновь заговорил:
— Голубчик, вы могли бы поставить мат гораздо раньше. Ведь так?
— Так точно.
— Тогда для чего же вы устроили весь этот цирк с разносом бедного старика?
— Мне показалось, что вы хотели умереть с высоко поднятой головой. Ваши слова открыли мне глаза. Вы были так рассержены, и я понял, что напоминающий инфаркт мат вам не подходит. Человек ваших кровей должен остаться с одним королем. Пришлось повременить.
— Вы опозорите меня перед местными девочками. Они уверены, что я играю лучше всех на Лазурном берегу.
— Смею надеяться, что ваши, как вы выразились, девочки завтра и не вспомнят о моем визите.
— Что правда, то правда! Старухи совсем выжили из ума! Ну да ладно, пойдемте пить чай!
— С большим удовольствием.
«Если бы все любительские партии были таковыми, — думал Гаспаров, — возможно, я был бы куда более счастливым человеком». Но нет. Куда как чаще приходилось играть с плохими шахматистами и с очень плохими людьми. Они не только допускали детские ошибки, но всякий раз добавляли к ним совершенно идиотские замечания.
«Узнать бы, как там сейчас этот старик», — думал Гаспаров, возвращаясь на частном самолете из Вашингтона в Нью-Йорк.
Дождь не заканчивался. Словно по расписанию гремел гром, и в считаных сантиметрах от небоскребов сверкали молнии. К вечеру погода ухудшилась, и вновь оккупировавшие аэропорт папарацци своими глазами видели, как во время посадки сильный боковой ветер буквально сдувал самолет с полосы. Лишь благодаря хладнокровию и опыту главного пилота маленького птенца удалось усадить.
