Пленник испуганно заморгал, опасаясь, что признание приведет его к виселице.
– Ты не молчи, – понял его страхи Дмитрий, – скажешь правду, останешься живым и невредимым.
Конечно, гарантиям Дмитрия была цена грош в базарный день. Кто посмотрит на обычного сына боярского, требующего вернуть его пленника? Отделаются невнятными обещаниями, а могут и плетей всыпать, что б не мешался под ногами. А потом повесят его пленника для укрепления морального состояния войска.
Но парень, похоже, не разбирался в ситуации. Или он понимал, что находится в безвыходном положении и, если будет молчать, его начнут пытать здесь же. А потом опять же повесят на ближайшем дереве. Средневековье, здесь еще не существовало понятия гуманизма.
Он выстрелил длинной тирадой, из которой Дмитрий ничего не понял. Остальные, не зная языка, и не пытались понять.
Пришлось на ломаном немецком потребовать повторить. Пленник понял, заговорил медленнее и отчетливее.
Его зовут Курт Бурманн. Работы в родном городе не было, сбережений тоже. Он и престарелые родители голодали. Нанялся наемником в отряд пехоты, который сегодня высадился на побережье. Пять десятков их, все при оружии. Его, как самого молодого и неопытного (в смысле, не жалко) отправили в разведку. Прорываться морем в порт Нарвы было опасно, у русских не было судов, зато находилось много артиллерии. Их капитану показалась здравой мысль пробираться в Нарву сушей. Курт должен был найти безопасный путь в крепость.
Но на его пути оказался сильный Дмитрий, и вся разведка на этом прекратилась.
Десятник, подумав над переведенной информацией, решил:
– Ты, Митрий, езжай в лагерь. От тебя сейчас все равно толку маловато. И немца возьми, пригодится. Пусть холоп твой с тобой будет, вдвоем лучше. А мы разведаем гостей. Побить не побьем, мало нас, а вот где находятся, узнаем. В лагерь я гонца отправлю с сообщением.
Дмитрий кивнул в согласии. Рана была у него не тяжелой, но крови вытекло много, он ослаб и дрожал от озноба. До лагеря бы доехать, какие там немцы!
При помощи холопа Леонтия и Никиты он сел на коня, не спеша двинувшись в лагерь. Впереди него ехали на одном коне Леонтий и Курт. Хотя немец не проявлял особого желания бежать, но Леонтий по приказу Дмитрия все же связал ему руки впереди, а конец веревки крепко держал. Мало ли что.
Лагерь, как всегда, был наполнен людьми, которые разговаривали, спали, ели, иногда ссорились. Очередной дежурный кашу еще не варил, собирая понемногу дров. Дмитрий привез с собой вязанку, чем заслужил похвалу. Около лагеря нормальных дров практически не было – сожгли, остались кусты ивы и тоненькие стволы молодой ольхи. Чтобы обеспечить себя горячей пищей и теплом все десятки, отправляемые с заданиями, обязательно возвращались с дровами. Начальство смотрела на эти мелкие нарушения сквозь пальцы, уступая человеческим слабостям. Из полученного запаса надо было еще отдать дровец командирам, чтобы не забывали, соседям – заимообразно, и даже на продажу. Дрова не залеживались, сколько б не собирали.
Кое-как спустившись с коня на землю, Дмитрий лег у костра, укрывшись медвежьей шкурой – имуществом одного из воинов десятка, предвидевшего холода. Заботливый дежурный подал глиняные ковшик горячего малинового взвара.
– Столкнулись с кем? – нетерпеливо проявил он интерес.
– Немецкие наемники в Нарву пробираются, вот наткнулся на одного, – прихлебывая взвар, ответил Дмитрий, – ножиком с перепугу ткнул. Метил в грудь, а слегка поцарапал плечо. Крови много утекло.
– А-а, – понимающе усмехнулся дежурный, – пусть теперь отрабатывает в нятстве. Или продашь? Убивать ведь не станешь.
– Не решил еще, – признался Дмитрий, – там видно будет.
Дежурный при помощи Леонтия и, после некоторого размышления, Кнута, принялся готовить обед. Немцу развязали руки, но Дмитрий на ломанном немецком при этом предупредил, что любая попытка бежать закончится его смертью. Да и куда он мог сбежать в полном людьми лагере?
Эта тройка готовила кашу с валяной рыбой. Пища не самая лучшая, но припасы подходили к концу, а поступления продовольствия были скудными. Вскоре придется подтягивать пояса.
