В ответ с мачты шагайки прорычала турельная установка, и весь снег на пути зверей закипел и зашипел от густо ложащихся снарядов. От взрывов разлетались мощные стволы деревьев. Кроны обрушивались, поднимая клубы снежной пыли. Казалось, весь лес зашатался от губительного огня.
Такого сопротивления здесь люди волкам еще не оказывали! Стая присела на задние лапы, дружно вытянула морды в бессильной ярости к мечущемуся прожекторному лучу в небе и снова огласила лес тоскливым воем.
Снегоход с ходу влетел на поддон и взмыл в небо на гаке крана, когда под ним промчалась серая спина первого волка, после чего вокруг шагайки закишела живая масса.
***
От роскошных мехов огромного старателя с неестественным в Сибири именем Моше остались окровавленные клочья, которые тут же были выброшены за борт на растерзание одураченным врагам.
Гигант лежал на операционном столе лазарета, а обученная и этому искусству Ира грамотно обрабатывала бесчисленные раны, накладывала швы, подключив раненого к аппарату переливания крови и к капельнице. Ассистировал ей всепригодный Толя.
А в кают-компании на меня с ужасом таращилась черноволосая кудрявая девочка лет шести с прозрачными, огромными от ужаса глазами. Без мехов она казалась особенно хрупкой и беззащитной.
"Ты говоришь по-русски? Уляй етер тов бэиврит? (Может быть лучше по-еврейски?) - совершенно не веря в положительный ответ начал я, уверенный, что имя Моше - не более, чем розыгрыш. Девочка вдруг судорожно сглотнула слюну и кивнула. - Эйх корим лях? (Как тебя зовут?)" И взрогнул, когда тонкий голосок произнес имя Эстер, а девочка взглянула на меня уже не только со страхом, но и с надеждой. Пришлось продолжать разговор на полузабытом иврите.
"Папа... умер? - зараннее заплакала она. - Они его разорвали на части?.." "Твой папа жив. Его там лечат. Все будет в порядке." "На самом деле? Ты не шутишь? Ты меня не успокаиваешь, как маленькую? Я могу с ним поговорить?" "Пока нет... Эстер, - заставил я себя произнести это имя в таких широтах. - Он еще очень слаб."
"Понимаю, - очень серьезно ответила девочка. - Было столько крови... А как тебя зовут? Ты не гой?" "Меня зовут Мордехай, Эстер. Я такой же еврей, как твой папа. Ты слышала об Израиле?" "Конечно! Мы каждый год там купаемся в море с папой и мамой. И с моими братишками и сестренками. У нас в Эйлате много друзей."
"В Эйлате?! - не поверил я своим ушам. - Вы туда летаете... самолетом?" "Матос? (Самолет?) - сморщила она лобик. - А, это та штука, что летает по воздуху и прыгает в небо и с неба в центре города? Нет. Мы никогда не летаем. Нам это не надо, Морди." "А как же вы всей оравой добираетесь до Израиля?" "Я не знаю, Морди... Вот мы тут, вот мы там... Спроси у папы."Она снова заплакала.
"Эстер, - естественно, по-русски спросила вошедшая Ира в окровавленном халате. - Твой папа хочет удостовериться, что ты жива и в безопасности. Пошли со мной."
Девочка отпрянула от протянутой руки и бросилась ко мне, вроде бы уже своему. Я повторил все на иврите. Эстер вскрикнула "Морди!" и захлопала в ладоши. Я поднял на руки невесомое существо, едва не ставшее малозаметной закуской свирепого хищника, и вышел в лазарет.
Лица и тела несчастного старателя почти не было видно за бинтами, но он протянул покрытые запекшейся кровью огромные волосатые руки и обнял свою дочь. Под бинты катились слезы из глаз, которые только и опознала девочка.
"Они... не тронули ее? - с трудом проговорил он. - Я надеялся только на то, что волки не трогают детей... Только на это..."
"И зря, - жестко сказал Толя, снимая перемазанный кровью халат. - Еще как бы тронули, если бы не наше "никчемное", по вашему мнению, оружие. - Он протянул старателю клочья сорванного с детской ноги сапожка из оленьей шкуры. - Без нашей шагайки от Эстер вот такиеторбаза только и остались бы."
Моше молча протянул Толе руку.
"Все, - командовала Ира. - Больному - покой, а это чудо маленькое, что не умеет в таком солидном возрасте говорить по-человечески, я намерена покормить. А то у нее глазенки скоро засверкают по-волчьи, и мы услышим вой уже не только снаружи."
