"А пресса? - налил всем собеседникам Пустовых. - Ты же мог поднять хай, что, мол, отечество в опасности, а твоим шагающим танкам ретрограды разные ходу не дают. Мобилизовать, так сказать, общественность..."
"Да я весь изорался на эту тему! Против меня даже держали специально нанятого борзописца, который по своей бездарности слизывал у меня даже заголовки." "Он что, не понимал, что действует против себя и своей семьи?" "Амбиция вместо логики - такое же наследственное психическое заболевание евреев, как русский антисемитизм. Неизлечимо даже при смешанных браках. Скормленным мозгам, вроде моего, уже все вокруг казалось чуждым и враждебным. Только потом до меня дошло, что мне враждебно на самом деле... Вот мы и потеряли даже то малое, чем располагали." "А арабы довольны?" "В том-то и дело, что нет! Все эти "беженцы" прибежали в богатую, вроде Америки или Канады страну, а она становилась на глазах все беднее. Арабы поумнее тут же вернулись "в страны рассеяния". Как и более-менее благоустроенные евреи. Я думаю, что у Федерации есть только одно будущее - это прошлое Палестины до еврейского восхождения. Пустыня. Никому не нужная и не интересная, покинутая и теми, кто превратил ее в цветущий сад, и теми, кто этот сад в конце концов затоптал..."
"Марик, а чем тебе тут, с нами, плохо?" - ластилась ко мне "седая девушка", корча свои "улыбки". От этих ее гримас и хриплого голоса мне вдруг стало так жутко, что захотелось поскорее уйти куда подальше и никого из этих собутыльников в жизни больше никогда не видеть... Обсуждение драмы моего идиотского народа в такой среде было сродни излиянию семейных проблем прохожим на улице.
"Женщина права, - потное красное лицо Пустовых особенно действовало мнена нервы. - Интереснейшую работу тебе дали. Капитаном сделали. Нафиг тебе эти евреи вместе с их страной?"
"Как ни странно, друзья... - ударила меня вдруг изнутри теплая волна. Вот там и жара полгода такая, что жить не хочется... И природа вроде бы бедная. Куда ей до моего родного Приморья или вашего Байкала! И хамсины, и проходимцев полно, и рожи противные, куда ни глянь, а... я только там, в отринувшем меня крохотном и нелепом Израиле, почему-то чувствовал себя на Родине! Все время просто очень хотелось жить! Жить не давали, а где-то в глубине души я был счастлив, что дома. Словно век прожил среди камней и холмов... которые... которые уже никогда... никогда... - к своему стыду и к общему изумлению вдруг горько заплакал я, по-детски шмыгая носом и вытирая салфеткой заеденную бороду. - Все там меня со всех сторон били по чем попало, все раздражало, а... нигде я бы не хотел... жить, кроме как в независимом Израиле среди своих непутевых соплеменников... Вот... Говорил я вам, что поить такого еврея как я нельзя?.. Теперь вам самим за меня и стыдно..."
"Ничего никому не стыдно, - вытирал мне нос своим платком Пустовых. Нет ничего на свете чище пьяной слезы, Марик."
"Независимом! - закивал профессиональный воин Толя. - Как бы не так! Ты думаешь, арабы утешатся тем, что вы поставили во главе общей страны их лидера, оставив за белыми экономические рычаги, как до того эти черномазые в Южной Африке? Да, вашей Федерации больше не грозит внешний враг. Она теперь может запросто долбануть всей вашей мощью по любому Ираку, и никто в мире и пальцем не шевельнет. Только чтоб эта публика с замотанными мордами приняла вас, евреев,навеки согражданами, чтоб они да стали кому-то покладистыми соседями? Как бы не так! Палестинцы сродни нашим вахабитам. Такому волку, как ты его ни корми, можно верить только, когда он уже и лапами перестал дрыгать. Чем дольше они живут на земле, тем сильнее наглеют. Ваши тоже озвереют и... все сначала!"
"Ты прав! И так было всегда! В Хевроне евреи веками жили с арабами душа в душу. А в 1929 году, как только англичане, в отличие от турок, ослабили поводок, арабы всех евреев до единого вырезали! Наши верят договорам, сколько бы арабы их ни нарушали. Нет народа добрее евреев. Во всяком случае, там, где дело касается не своих... И ни одному народу его доброта не приносила столько зла..." "Да какой же из тебя антисемит, Марик? - смеялась Ира. - Это я зря придумала: вот, мол, из еврея в Израиле антисемита сделали. А ты, оказывается, такой патриот своей нации, что нам всем впору позавидовать." "Да ты что! - продолжал я плакать и сморкаться. - Да я в семидесятые после герасимовского фильма "Дочки-матери" уснуть не мог завидовал грузину Резо, что не стесняется в Москве быть грузином только потому, что знает - у него есть национальный очаг. А у меня? Вот тогда я и решил во что бы то ни стало уехать в Израиль! На родину..."