Я был на полпути, как вдруг услыхал треск мотоцикла, поднимающегося на холм. Очевидно, кто-то ехал по другой дороге. Я не знал, есть ли у Кунца мотоцикл, но все равно интересно было, кто это поздно вечером приезжает в Ципрбург и что ему там надо. Я повернул обратно.
Когда я поднялся на холм, Жачек запирал висячим замком калитку.
— Вы что, мотоцикл услыхали? Пан Кунц приехал.
Двери заднего входа были открыты.
— Пан Кунц живет в башне налево! — крикнул мне вслед Жачек. За дверями начиналась какая-то подворотня, проходившая под всем зданием. На другом конце были эти проклятые главные ворота, направо и налево были ступеньки, какие-то двери. В подворотне, в темноте, я налетел на мотоцикл. Зажег спичку. Это была старая «Ява».
Я постучал.
— Да, — ответили мне из-за двери.
Комната была большая и почти пустая. Против двери стоял массивный письменный стол, рядом кресло в стиле ренессанс, около стены огромный шкаф, а в углу, как сиротинка, раскладушка, покрытая стеганым одеялом. В противоположном углу был камин, на камине стояла спиртовка, на спиртовке кастрюлька, возле кастрюльки стоял пан Кунц и держал в руке четыре сосиски.
На вид ему было лет двадцать пять. Он был в замшевой куртке, светлых брюках и улыбался во весь рот.
Я положил пайку на пол и бросил на нее пальто.
— Подождите, — сказал Кунц, опустил сосиски в кастрюльку, взял мое пальто, повесил его на стул и подвинул мне кресло.
— Если не ошибаюсь, — улыбнулся он, — вы и есть тот самый человек, которого интересуют кровли.
— Кровли, — подтвердил я, — склепы, подземные ходы и в равной мере висячие мосты.
— Должен вас огорчить, висячих мостов уже нет, — скорчив скорбную мину, парировал управляющий, — пару веков тому назад их разрушили гунны. Да и всего остального не так уж много, замок наш не из богатых. Пан Жачек сказал мне, что приехал инспектор. Я думал, что вы придете завтра утром. По правде говоря, я заранее предвкушал удовольствие, потому что тут еще ни разу ни одного инспектора не видел.
Мне стало весело.
— Так радуйтесь — я уже здесь. Можете убедиться, что я действительно инспектор, вот вам удостоверение.
— Спрячьте его. Терпеть не могу бумажек. Жачек его видел, а этого больше чем достаточно.
— Он меня ужасно выругал, ваш Жачек, потому что я барабанил в ворота.
— Это запрещено, так что вы не удивляйтесь. Приезжего сразу узнаешь, знай ломится в ворота, — продолжал Кунц. — Старик Жачек, наверное, перепугался. Он раньше был жандармом и до сих пор боится стука. Кстати, вы, наверное, не ужинали, у меня сосиски — две вам, две мне.
Из письменного стола он вытащил тарелки, горчицу и полбуханки хлеба.
— Хлеб черствый, — извинился он, — меня здесь два дня не было. Почему вы заранее не дали о себе знать?
— Не хотел. Вы бы наверняка принесли хвою и пригласили школьный хор, чтобы он исполнил заздравную песню в честь ревизора.
— Значит, сюрприз? — понимающе спросил Кунц.
— Сюрприз, — согласился я, а сок из сосисок тек по пальцам.
После ужина мы пили чай.
— Куда я вас положу? — задумался управляющий. — Здесь всего одна постель, как видите, а силой втолкнуть вас к Жачеку я не могу. Знаете что? Внизу, на первом этаже, есть одна уютная комнатка, обставленная напоказ. Там стоит кушеточка в стиле ампир, так если вы не очень тяжелый…
Он открыл шкаф и дал мне три мохнатых одеяла.
— Пододеяльников у меня, к сожалению, нет, только на моей постели, остальные в стирке. Так что придется вам довольствоваться тем, что есть. Уборная внизу во дворе, вода тоже там. Утром вам Жачкова согреет воду побриться, я скажу ей, чтобы она поставила на двоих.
Кунц зажег большую керосиновую лампу под потолком и взял из угла фонарь.
Мы пошли по коридору и остановились у одной из дверей. Кунц отпер дверь. В комнате блестел паркет и стояла какая-то мебель. На хрупкой кушетке казенные одеяла казались чуть ли не святотатством.
— Да, а что я вам дам под голову?
Он осветил фонарем всю эту роскошь, а потом швырнул мне подушку, которая лежала в кресле.
— Спокойной ночи. Если вам ночью нужно будет выйти, возьмите фонарь. А то не дай бог разбудите Жачека, и он своим лаем перебаламутит всю деревню.
