Когда я ввалился к нему, у него торчал Вильда Бахтик. Наверное, излагал ему свою точку зрения, потому что Старик кивал головой и недовольно морщился. Я встал по стойке «смирно» и сказал:
— Товарищ капитан, разрешите доложить!
Я не знаю более приличного способа выжить кого-нибудь, чем официальный тон. Порядочный человек встанет и уйдет, он поймет, что разговор не для его ушей. Я не хочу сказать, что Бахтик непорядочный, но он торчал на своем месте как ни в чем не бывало. Можно было подумать, что он дает мне аудиенцию. Старик сообразил, в чем дело.
— Так… На сегодня достаточно, товарищ лейтенант, продолжайте в том же духе.
Вильде ничего другого не оставалось, как сказать:
— Разрешите идти?
Потом я рассказал Старику обо всем, что увидел в Дечине, и выложил ему свои соображения. Теперь я уже не казался себе таким умным. Теперь я сообразил, что с площади в Будейовицах ходит и троллейбус, и хотя это было маловероятно, я все же не проверил, не делает ли и он специальных остановок. Но было поздно. Мне ничего не оставалось, как только ждать, когда Старик скажет: «Клетчатые кепочки оставьте в прихожей». Он всегда так говорил, когда следователь слишком увлекался методом дедукции.
Но он ничего не сказал. И тогда я сам заикнулся об этом троллейбусе. Старик махнул рукой.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты еще куда-нибудь ездил. Этот кот ужасно нечистоплотный, все время гадит за шкафом. Но думаю, что все-таки не мешало бы туда заглянуть.
— За шкаф? — спросил я. Старик поморщился.
— В Ципрбург, или как его. Я от этой поездки ничего особенного не жду, все это сплошные фантазии, но попытка не пытка. Все равно ведь тебе больше не за что сейчас уцепиться.
Ну что ж, Ципрбург так Ципрбург.
— Действуй там сам. Местную милицию, если там такая есть, не впутывай в это дело, потому что мы сами не знаем, чем бы они нам могли помочь. У тебя есть фотографии из Дечина?
Я достал снимки.
— Эти фотографии лучше никому не показывай, — сказал он, взглянув на них. — Личность по ним не установишь, а могут подумать, что ты просто пугаешь привидением. Короче говоря, осмотрись там, может, тебе и попадется что-нибудь на глаза. А если нет, так дня через два возвращайся, будем ждать. Можешь ехать туда как турист.
— В будни туда туристы не ездят, — говорю, — потому что это специальная остановка, а в воскресенье и в субботу там полно народу.
— Так мы тебе достанем бумагу, что ты из министерства культуры, из строительного управления. Тогда тебя всюду пустят. Приходи сюда завтра утром и сразу же поедешь.
Я поблагодарил его и сказал, что захвачу с собой кота и отдам его хозяину.
— Сделай милость. А в следующий раз принеси мне сюда павиана. Павианы — моя слабость.
В семь утра я опять был у Старика. Он дал мне бумагу, в которой было сказано, что министерство культуры, отдел охраны памятников старины удостоверяет, что товарищу Войтеху Блажинке, технику-строителю, поручено произвести ревизию технического состояния памятников старины и исторических зданий.
В Будейовицы я попал к обеду. Перчаток у меня на сей раз не было. Я сел в пустой автобус. Правда, там было несколько женщин, которые, очевидно, приезжали в Будейовицы за покупками. В поселке Ципрбург я вышел один. Весь Ципрбург — приблизительно пятьдесят домиков, разбросанных по обеим сторонам шоссе.
Автобус тронулся, и я осмотрелся. На тротуаре перед вывеской «Едноты — пивная, мясо, промтовары и продовольствие, телефон» стоял прокуренный дед в жилетке. В руках он держал прут и без всякой надобности нагонял страх на единственного гуся, который выбирался из дворика.
— Простите, — спрашиваю, — как мне попасть в замок?
Дед зашикал на гуся и мудро сказал:
— В замок? В замок сейчас никто не ходит. Там сейчас никаких туристов нету.
Если мы хотим, чтобы о нас что-то знала вся округа, лучше всего с этого и начать. Дедушка скажет бабушке, бабушка — деревне. И все в порядке.
