«Слава Богу! – воскликнул он. – Вы подойдете. Идемте! Идемте со мной!»
«В чем дело?» – спросил я.
«Да идемте же. Всего три минуты, прошу вас».
Он чуть ли не силой подтащил меня к алтарю, и я опомниться не успел, как уже мямлил какие-то клятвы, которые мне шепотом произносились на ухо, и ручался за вещи, о которых ровным счетом ничего знал, в общем, всячески помогал соединить священными узами брака Ирен Адлер и Годфри Нортона. Через какую-то минуту с одной стороны меня уже благодарил джентльмен, с другой – леди, а спереди сиял улыбкой служитель алтаря. В более нелепую ситуацию я не попадал никогда в жизни. Мысль о ней и заставила меня рассмеяться. Скорее всего у них не были выполнены какие-то формальности, и священник отказывался соединять их браком без свидетеля, но тут, к счастью, появился я, так что им не пришлось идти на улицу, чтобы искать себе шафера. Невеста вручила мне золотой соверен, и я собираюсь носить его на цепочке часов в память об этом событии.
– Да, крайне неожиданный поворот событий, – сказал я. – А что было потом?
– Планы мои, естественно, были разрушены. Все шло к тому, что счастливая пара должна была уехать вместе, а мне требовалось быстро и решительно принять необходимые меры. Однако, выйдя из церкви, они расстались. Он отправился в Темпл, а она – к себе домой. «В пять, как обычно, я поеду в парк», – сказала она, прощаясь с ним. Больше я ничего не услышал. Они разъехались в разные стороны, а я отправился заниматься своими приготовлениями.
– И в чем они заключаются?
– Кусок холодной говядины и бокал пива, – сказал Холмс, дернув колокольчик. – Я был слишком занят, чтобы думать о еде, а вечером буду занят еще больше. Кстати, доктор, я бы хотел, чтобы вы мне помогли.
– С удовольствием.
– Вы не боитесь нарушить закон?
– Нисколько.
– А если вас арестуют?
– Согласен, если это нужно для доброго дела.
– О, дело стоящее.
– Тогда можете мною располагать.
– Я не сомневался, что смогу на вас положиться.
– Но что я должен буду делать?
– Дождемся миссис Тэнер с подносом, и я вам все объясню. Итак, – сказал он, с аппетитом поглядывая на нехитрую снедь, приготовленную хозяйкой. Мне придется есть и разговаривать одновременно, потому что у меня мало времени. Уже почти пять. Через два часа нам уже нужно быть на месте. Мисс Ирен, вернее, теперь уже мадам, с прогулки возвращается в семь. Мы должны быть в Брайени-Лодж, чтобы встретить ее.
– А потом?
– Об этом не беспокойтесь. Я уже все подготовил. Я настаиваю только на одном: что бы ни произошло, не вмешивайтесь. Поняли?
– То есть я должен оставаться в стороне?
– Просто ничего не делайте. Возможно, случится какая-нибудь неприятность, но вы не вмешивайтесь. Меня проводят в дом. Через четыре-пять минут в гостиной откроется окно. Вам надо подойти к нему поближе.
– Ясно.
– Меня будет видно в окно, поэтому вы должны за мной наблюдать.
– Хорошо.
– Когда я подниму руку – вот так, вы бросите в окно то, что я вам дам, и закричите: «Пожар!» Все понятно?
– Абсолютно.
– Ничего опасного тут нет, – сказал он, доставая из кармана длинный сигарообразный сверток. – Это обычная дымовая шашка, такие используют трубочисты, проверяя трубы каминов. Она с обоих концов снабжена самовоспламеняющимися капсюлями. Больше вам ничего делать не нужно. Ваш крик подхватят люди. После этого вы пройдете до конца улицы, где я присоединюсь к вам через десять минут. Надеюсь, все понятно?
– Мне нужно ни во что не вмешиваться, стоять рядом с окном, наблюдать за вами и по вашему сигналу забросить в дом этот предмет. Потом я должен буду поднять крик о пожаре и ждать вас в конце улицы.
– Все верно.
– Что ж, можете на меня рассчитывать. Я выполню все в точности.
– Замечательно. А мне пора уже готовиться к новой роли.
Он удалился в свою комнату, откуда через несколько минут вышел симпатичный простоватый служитель нонконформистской церкви. Широкополая черная шляпа, мешковатые штаны, белый галстук, располагающая улыбка, внимательный взгляд и общее выражение искреннего благожелательного любопытства сделали бы честь самому мистеру Джону Хэйру. Холмс не просто сменил костюм. Лицо, манера держать себя, даже, казалось, его внутренний мир менялся с каждой новой ролью, которую он играл. Сцена утратила великого актера, а наука – гениального мыслителя в тот день, когда он ступил на стезю борьбы с преступностью.
