Сфера влияния - страница 22

Зато когда он научился ориентироваться по звездам, после того как суша исчезла из виду, это было восхитительно. Довериться хорошему судну, быть в море, настоящем море, на глубине в добрую милю под килем, и прокладывать курс против ветра в шторм — это стирало воспоминания о Полин. Раймонд никогда больше о ней не слышал.

Раньше он всегда работал по одной и той же схеме. Получить работу, постепенно осваивать ее было увлекательно, но спустя три месяца, вникнув в тонкости, Раймонд терял интерес и тогда в большинстве случаев уходил. Иногда его увольняли за дерзость и — по меньшей мере однажды — за неэкономное расходование средств. В какой-то степени Капитан научился репортерскому делу и неплохо преуспел в первый год туристического бума в Испании. Потом с головой ушел в торговлю марокканскими изделиями из кожи на Балеарских островах, а через некоторое время опять занялся организацией туристических поездок по винодельческим районам Бордо — с дегустацией.

Иногда накатывали приступы отчаяния, и худший из них — когда Раймонд попытался вступить в Иностранный легион, а его забраковали из-за плоскостопия.

Даже в Танжере он ни разу не сделал ничего по-настоящему бесчестного, хотя сделал бы, дай ему кто-нибудь шанс заняться контрабандной перевозкой евреев, оружия или золота. Правда, Раймонд впутался в кое-какие сомнительные делишки, и его судно четырежды разыскивали французские, английские и испанские власти. Но Капитан хорошо изучил Атлантическое побережье и западную часть Средиземноморья.

Обычно он хорошо зарабатывал, если работал. Благодаря учтивым манерам, респектабельной внешности, знанию языков и аккуратности в обращении с бумагами Раймонд всегда мог получить место в отеле, когда дела шли неважно. Он пообвык разбираться в полицейских и консульских чиновниках, таможенниках и работодателях. Обзавелся он и опытом иного рода благодаря множеству мелких приключений с туристками.

Пару раз Капитану по-настоящему улыбалась удача — он отправлялся в Париж и гулял так, что, под конец оставшись без гроша, вынужден был автостопом добираться туда, где, ожидая хозяина, на приколе стояла «Оливия».

То письмо Раймонд получил совершенно случайно, заглянув к вице-консулу в Опорто. Господину Капитану предлагалось сообщить свое местонахождение нотариальной конторе в полузабытом городе его юности, и, сделав это, он получил наследство. Вот уж воистину подфартило — ведь могли пройти годы, прежде чем Раймонд снова появился бы в Опорто.

Не отец сделал его наследником — уж папа бы точно ничего не оставил. Старый добрый дядя Густав из табачной лавки.

Только ли в том дело, что Раймонд приходился старику племянником, а собственных детей у него не было? Или он испытывал какую-то неодолимую симпатию к этому морскому бродяге, напрочь лишенному добродетелей лавочника? Ведь Густав мог бы с легкостью выразить неодобрение, благополучно забыв про него!

Не улавливал ли порой и дядюшка дуновение пассата в кедровой коробке из-под кубинских сигар?

К тому времени, когда из сухих адвокатских писем Раймонд узнал, что стал обладателем доходов от честной торговли, каковой в течение сорока лет занимался другой человек, у него уже созрел план. Почему именно Вальпараисо? Да, Капитан считал, что только средиземноморский климат более-менее пригоден для жизни, а это единственное место во всей Южной Америке, где он властвует. Но это было второстепенным соображением.

Скорее все шло от чтения, от одной книги — Раймонд забыл автора, название и даже о чем она, но одна фраза осталась, проникнув в плоть и кровь:

«Достойные Инсбрука фуникулеры и полоненные бабочками улицы Сантьяго».

Эта фраза продолжала преследовать Раймонда даже после того, как он избороздил большую часть Средиземного моря и высадился в самой южной точке Франции, на берегах островов, носивших прозаическое название Йерские.

Случалось, он месяцами вообще не думал о Вальпараисо. Просто готовил «Оливию» к океанскому плаванию, изучал географию и метеорологию в библиотеках Йера и даже Тулона, подсчитывая, сколько запасов ему потребуется, и прокладывая маршрут, размышляя об экстренных ситуациях и теплой одежде, в которой не нуждался последние десять лет.