На протяжении многих лет библеисты выработали исторические и литературные критерии для оценки библейской литературы. Дискуссии о критериях изучения евангелий были особенно интенсивными: выдвигалось множество критериев. Мне случалось читать исследования, в которых использовалось до двадцати пяти критериев или даже больше. Некоторые из этих критериев представляются чрезмерно сложными. Некоторые сомнительны. Но существуют более или менее общепринятые критерии, которыми пользуется большинство исследователей[15]. Перечислю те из них, которые я сам считаю важнейшими. (Кроме того, расскажу еще об одном критерии, который, на мой взгляд, часто применяется неверно.)
Историческая непротиворечивость.Когда евангелия излагают нечто, не противоречащее известным нам историческим обстоятельствам жизни Иисуса и основным элементам его биографии и служения, разумно считать, что мы стоим на твердой почве. Иисус проповедовал новое учение, имел группу последователей, привлек внимание властей, был казнен, а затем провозглашен Мессией Израиля и Сыном Божьим. Те речения и деяния, приписываемые ему в евангелиях, которые соответствуют этой общей картине и, более того, помогают нам лучше ее понять, следует считать подлинными.
Этот критерий дает основания для того, чтобы принять рассказ о проповеди Иисуса в преддверии храма, споре с первосвященниками и резкой критике в их адрес (см. Мк 11–12 и параллельные места в других евангелиях). Кроме того, использование этого критерия побуждает нас считать аутентичным утверждение Иисуса, что он — Мессия Израиля и Сын Божий (Мк 14:61–63), поскольку это объясняет его распятие с формулировкой «Царь иудейский» (Мк 15:26).
Множественные свидетельства.Этот критерий относится к тем речениям и деяниям, приписываемым Иисусу, которые есть в двух или более независимых источниках (например, у Марка и в Q — собрании изречений, служившем источником для Матфея и Луки). Если какие–то слова или дела Иисуса описываются в двух или более независимых источниках, — значит, они были широко известны с самых ранних времен, а не изобретены кем–то из авторов. То, что большое количество материала подтверждается множественными свидетельствами, само по себе доказывает древность и ценность наших источников.
Приведем несколько примеров множественных свидетельств: слова Иисуса о зажженной свече имеются в Мк 4:21 и в источнике изречений (Мф 5:15; Лк 11:33). Следующее речение о тайном, которое становится явным, также появляется в Мк 4:22 и в источнике изречений (Мф 10:26; Лк 12:2). Слова Иисуса о роде лукавом, ищущем знамений, есть в Мк 8:12 и источнике изречений (Мф 12:39; Лк 11:29).
Соблазнительность.Этот критерий часто понимается превратно. Он означает всего лишь, что материал, способный вызвать в древней церкви смущение или соблазн, скорее всего не был выдуман христианами после Пасхи. «Соблазнительные» слова и действия были известны именно как достоверные слова и действия Иисуса — и поэтому, нравились они кому–то или нет, не могли быть вычеркнуты из собрания сведений о нем.
Классический пример «соблазнительного» предания — крещение Иисуса (Мк 1:9–11 и параллельные места). Что в нем соблазнительного? Иоанн крестил людей, очищая их от грехов, а Иисус, согласно христианскому учению, был безгрешен. Зачем же безгрешный Иисус пришел к Иоанну креститься? Хороший вопрос. Христианин не мог выдумать эту историю. То, что в евангелиях она сохранилась, — сильный аргумент в пользу ее подлинности. Кроме того, то, что она сохранилась в евангелиях, а не была оттуда изъята, показывает, что авторы евангелий старались прежде всего следовать правде.
Еще один важный пример — рассказ о том, как заключенный в темницу Иоанн посылает к Иисусу с вопросом: «Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого?» (см. Мф 11:2–6, Лк 7:18–23). Иисус отвечает на вопрос Иоанна не прямо, а завуалированно: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите». Этот обмен репликами звучит странно, почти соблазнительно. Кто бы стал выдумывать историю о том, как Иоанн, союзник Иисуса, в нем усомнился? И почему вымышленный ответ
