– Просто смешно.
– Вы хотите сказать, что русские не были причастны к этому?
– Это закрытые сведения. Высшая секретность. Вам этого знать не следует.
– Это я буду решать, что смешно, а что нет и, конечно, что мне следует знать. Лучше говорите, Бонсон, не то скоро вам покажется, что этот вечер чересчур затянулся.
– Господи помилуй! – снова воскликнул Бонсон.
– Допивайте ваш коктейль и говорите.
Бонсон отпил глоток.
– Как вам удалось найти меня?
– Я раскопал номер социального страхования в ваших служебных бумагах. А с этим номером ничего не стоит найти кого угодно.
– Понятно. Но вы могли бы договориться о встрече. Мои телефон есть в книге.
– Я предпочитаю разговаривать на моих, а не на ваших условиях.
Бонсон поднялся и налил себе еще немного бурбона.
– Не хотите выпить, сержант?
– Это не для меня.
– Разумно, разумно...
Он сел на место.
– Ладно, русские были причастны к этому. Их участие было не определяющим, но несомненным. Но Фенн не мог знать ничего важного. Он вообще не мог знать ничего такого, что делало бы его настолько ценным, что русские могли бы открыть на него охоту. Я не раз обдумывал это происшествие. Поверьте, он не мог обладать какими бы то ни было серьезными сведениями.
– Поведайте мне всю эту поганую историю. А я сам буду решать, что там к чему.
– Хорошо, Суэггер, я расскажу вам. Но учтите, что, во-первых, я делаю это только потому, что, если я вас правильно понимаю, вы угрожали мне физическим насилием. Во-вторых, я предпочел бы записать на пленку нашу беседу и те условия, в которых она будет происходить. Как по-вашему, это разумно?
– Она уже записывается на пленку, Бонсон. Я видел ваши действия.
– От вас мало что укрывается. Могу заметить, что из вас вышел бы отличный полевой агент.
– Начинайте вашу гребаную историю.
– Так, значит, Фенн. Большой красивый парень, отличный морской пехотинец из Юты, если я не ошибаюсь?
– Из Аризоны.
– Да, из Аризоны. Конечно, очень жаль, что он погиб, но там погибло много народу.
– Расскажите мне об этом, – потребовал Боб.
Бонсон сделал крошечный глоток бурбона и откинулся в кресле. Его поза казалась почти расслабленной, а по лицу пробежала чуть заметная улыбка.
– Фенн совершенно ничего не значил. Мы охотились за очень крупной дичью. Если бы Фенн сыграл свою роль, то нам удалось бы заполучить ее. Но Фенн оказался героем. Я вовсе не рассчитывал на это. Мне казалось, что к тому времени героев просто-напросто не осталось, что каждый человек заботится только и исключительно о своей собственной драгоценной заднице. Но не Фенн. Боже, каким же он оказался упрямым ублюдком! Он взбесил меня, как никто и никогда в жизни. Я мог отдать его под суд за невыполнение приказа! Он вполне мог бы провести следующие десять лет в Портсмуте вместо... ну да, вместо того, что случилось.
Боб наклонился вперед.
– Вот что, хватит рассуждать о Донни. Я не собираюсь выслушивать о нем никаких гадостей.
– Ну конечно, я все понимаю. Нам не нужна правда; наше дело лишь поклоняться мертвым. Так вы ничего не сможете узнать, сержант.
– Продолжайте, черт вас возьми. Вы выводите меня из терпения.
– Итак, Фенн. Да, я использовал Фенна.
– Каким образом?
– У нас завелось одно гнилое яблочко по имени Кроу. Кроу, как нам было известно, имел контакты с активистами движения в защиту мира через одного молодого человека, которого звали Триг Картер. Такой парень типа Мика Джаггера, очень популярный, общительный, уважаемый в своей среде.
Имя показалось Бобу смутно знакомым.
– Триг был бисексуалом. У него бывали связи с мальчиками. Не часто, не постоянно, обычно уже под утро, после выпивки или наркотиков. ФБР собрало на него обширное досье. Мне нужен был человек, подходящий под определенный типаж. Он любил здоровых, сильных парней крестьянского вида, футбольных героев, блондинов, жителей Дикого Запада. Поэтому-то я и выбрал Фенна.
– Боже ты мой!
– Это подействовало. Фенн завязал общение с Кроу начал болтаться по всяким сборищам, и уже через несколько вечеров Картер положил на него глаз. Между прочим, этот Картер был художником.
Боб вспомнил давным-давно прошедший момент, когда Донни показал ему сделанный на плотной бумаге рисунок, на котором Донни был изображен вместе с Джулией. Это произошло сразу же после того, как они разделались с Соларатовым; во всяком случае, они были в этом уверены. Хотя, может быть, и нет. Все даты с тех пор успели перемешаться в памяти. Но Боб помнил, что в этом рисунке дышала жизнь. В нем и впрямь ощущалось какое-то влечение, наподобие того, о котором говорил Бонсон. Это было так давно...
