Невзирая на протестующий жест капитана, Смит приложился к бутылке и не отрывался от нее, пока не осушил до дна.
– Это все? – Норингтон смекнул, что от духоты, алкоголя и сентиментальных чувств сержанта окончательно развезло. Толку от него становилось все меньше и меньше.
– А чего вы еще хотели? Рассказал, что помнил. – В груди морского пехотинца росла неприязнь к этим потрошителям человеческих душ.
Капитан пропустил мимо ушей вызов, таящийся в тоне подвыпившего сержанта, и обратился к своему напарнику, который, как неподвижная статуя, продолжал стоять возле их столика:
– Ну как, что-нибудь есть?
– Тяжело. Очень тяжело работать через свидетеля, тем более такого, как сержант Смит. Он пьян, его слова плохо иллюстрируются четкими зрительными образами. И вообще, по моему мнению, Смит не горит желанием сотрудничать с нами, а поэтому халатно относится к выполнению вашего, господин капитан, задания.
«Ах ты, гнида желторотая! – Смит весь вскипел от злости. – Ну, попадешься ты мне в глухом темном уголке! Все кости переломаю, кровавой юшкой будешь харкать! Ботинки мне будешь ли…»
Смит запнулся, так и не досочинив до конца свою угрозу. Взгляд, которым угостил его Тэрри, походил на удар острой отточенной сабли, точный и молниеносный. И судя по всему, клинок этот был отравлен. Сержант почувствовал, как яд растекается у него в груди, как одна за другой сжимаются, чернеют и умирают клеточки его здорового сильного тела. Черная волна вот-вот докатится до сердца, и тогда… тогда смерть!
– Хватит, Тэрри! Оставь его! – Капитан Норингтон энергично вскочил со стула и насмешливо поглядел на сержанта, который обеими руками пытался зажать несуществующую рану в своей груди. – Поднимайтесь, Смит. Вы пойдете с нами.
– Зачем это? – прохрипел Дэниан, затравленно глянув снизу вверх.
– Как, разве вы еще не поняли? Вы теперь в нашей команде. – Затем Норингтон указал на Тэрри: – И, кстати, только что познакомились со своим напарником.
От неожиданного вскрика Грабовский вздрогнул. Повернув голову, он вопросительно уставился на соседа по креслу.
– Эй, Микульский, ты чего?
– Опять эта хрень. – Рядовой тяжело дышал. В тусклом свете дежурного освещения было видно, что на лбу у него поблескивают капельки пота.
– Работаем на износ. – Лейтенант достал из-под сиденья флягу с тонизирующим коктейлем и протянул солдату: – На вот, глотни. Полегчает.
Ян Микульский сделал пару глотков, вернул флягу, а затем с уверенностью заявил:
– Нет, не полегчает. И усталость тут ни при чем. – Ян невидящим взглядом уставился в пустоту. – Одно из двух, либо во время допросов мне основательно поджарили мозги, либо у меня едет крыша. Хотя второе может легко следовать из первого.
– Не мели чушь. На борту «Призрака» тебя ведь обследовали. Дэя обследовала. А ты ее знаешь, найдет даже чего и нет.
– Тогда откуда это чертово привидение у меня в башке? Только-только начинаю кемарить, а оно тут как тут. Стоит и смотрит. Ничего не делает, только смотрит. Но взгляд этот, я вам скажу… – Микульский поежился, словно от ледяного пронизывающего ветра. – Чувствуешь себя аперитивом на пиру у вампиров.
– Рядовой Микульский, приказываю выбросить глупости из головы и отдыхать. – Грабовский потрепал по плечу своего старого боевого товарища. – Если боишься спать, не спи. Просто закрой глаза, отключись и ни о чем не думай. Слышишь, ни о чем! Впусти в голову космический вакуум и держи его там как можно дольше. – Командир подмигнул солдату. – Я так делаю всегда. Расслабляюсь после того, как вы, засранцы, меня окончательно достанете за день.
Обменявшись с Микульским мятыми улыбками, Грабовский встал и, пошатываясь в такт раскачивающемуся планетоходу, двинулся в направлении места водителя.
Пилотское кресло в спасательной шлюпке предусматривалось лишь одно. Места для остального экипажа располагались в кормовой части. Так что, если кому-либо из пассажиров во время движения вдруг взбредет на ум пообщаться с пилотом, то делать он это будет стоя, крепко вцепившись в аварийные поручни. Марк изобрел другой способ. Недолго думая, он уселся прямо на пол, опершись спиной о пульт управления. За окном непроглядная ночь, и пялиться туда все равно бесполезно, а вот лицо пилота прямо перед глазами. Пару минут он сидел молча.