Дмитрий боялся, что, увидев на перроне вместо Ованесова совершенно незнакомого ей господина, Вера испугается и не захочет ехать с Колычевым в чье-то загородное имение, где ее должны разместить.
Но девушка восприняла все, что говорил Дмитрий, с вежливым равнодушием, ни одной искорки тревоги не мелькнуло в ее глазах, и она покорно, сопровождаемая Колычевым, направилась к княжескому экипажу.
Похоже, ей было совершенно все равно, что произойдет дальше...
«Пока наши женщины не научатся проявлять хоть какую-то осмотрительность, их так и будут безжалостно убивать, – невольно подумал Дмитрий. – На счастье этой пигалицы, я не душегуб и не собираюсь лишать ее жизни. Но нот так, не задумываясь, почему ее не встретил знакомый, и даже не прислушиваясь к тому, что ей объясняют, отправиться куда угодно с первым встречным человеком... Осмотрительной эту барышню не назовешь. И ведь знает, вероятно, что здесь недавно при невыясненных обстоятельствах убили молодую женщину. Удивительное легкомыслие».
Станционный жандарм, с которым Дмитрий познакомился в день убийства молодой княгини, окинул приезжую оценивающим взглядом и, козырнув Колычеву, вступил в разговор:
– День добрый, господин Колычев. Я смотрю, вы опять молодую даму поджидали? Ну, слава тебе Господи, эта хоть благополучно добралась. Вы, мадемуазель, тоже в имение к князю, погостить?
Дмитрий собирался было представить Веру как свою собственную знакомую, но не успел.
– Да, его сиятельство вызвал меня из Петербурга, – равнодушно ответила Вера.
– Ну что ж, оно и понятно, его дело вдовое, – усмехнулся жандарм и вновь козырнул.
Вера казалась совсем не разговорчивой и по пути в усадьбу лишь немногословно отвечала на те вопросы, что задавал Дмитрий, никак не стараясь поддержать разговор. Единственное, о чем она посчитала возможным высказаться, была погода.
– А здесь прохладно, – заметила Вера, придерживая от ветра шляпку. – Я думала, на юге будет теплее.
– Погода испортилась только неделю назад, – попытался развить погодную тему Колычев. – А до того стояла страшная жара. Я, когда собирался на юг в бархатный сезон, совершенно не ждал такого изнурительного пекла. Сейчас хотя бы посвежело и стало легче дышать...
Вера молча устремила взгляд на дорогу, никак не реагируя на слова Колычева.
Княгиня Рахманова, как дама, получившая в свое время хорошее воспитание, сумела сделать над собой усилие и, несмотря на все недовольство, приняла Веру Коноплянникову вполне милостиво. К тому же скромный дорожный пыльник Веры совсем не походил на одеяние жрицы свободной любви и никак не выдавал свою хозяйку.
А на Веру сильное впечатление произвела роскошная, утопающая в южных розах княжеская усадьба. Как ни старалась барышня сохранить на лице прежнюю маску невозмутимого равнодушия, все равно ей трудно было скрыть удивление и восторг.
Увидев, наконец, молодого князя, владельца всего этого великолепия, Вера заговорила с ним гораздо более почтительно, чем с Дмитрием Степановичем на станции.
Колычев дал Вере время устроиться на новом месте, привыкнуть к усадьбе и ее обитателям, а потом стал заводить с ней беседы, пытаясь осторожно выведать о том, что происходило в петербургском поезде в день убийства. Но как только он подступал в разговоре к теме дорожных впечатлений, Вера тут же замыкалась, отвечала односложно, а то и вовсе отмалчивалась, и всячески демонстрировала нежелание говорить о своей поездке в компании Ованесова и том, что случилось в вагоне первого класса...
Дмитрий не раз сетовал на характер упрямой девицы, но Феликс Рахманов не хотел его слушать – он был от Веры в восторге и все время пытался оказать ей какие-то знаки внимания – приказал садовнику ежедневно приносить во флигель Веры букеты роз и корзинки с фруктами, сам отобрал для нее в библиотеке несколько популярных у дам переводных романов, посылал слуг в город за пирожными «птифур» и шоколадом...
Вера при виде Феликса буквально расцветала и теряла всю свою замкнутость.
Через пару дней в усадьбу прибыл господин Ованесов, желавший навестить гостью. Ему указали на флигель, в котором разместилась Вера. Девушка вышла из домика к нему навстречу, не приглашая его войти. Под ревнивым взглядом князя, наблюдавшего за происходящим из окна большого дома, Вера с Ованесовым сделали несколько кругов по аллеям парка, оживленно беседуя о чем-то, после чего купец, впавший в плохое настроение, откланялся и отбыл восвояси.