– Алло! – сказал он в трубку. – С Фаршем поговорить могу? Дело срочное.
Фарш был бандитом. Неизвестно, откуда он получил свое прозвище – одни говорили, что будто работал он в нежной молодости на колбасной фабрике, где по нечаянности уронил в огромную мясорубку начальника цеха – откуда и образовался первый его срок. Другие утверждали, что Фарш и в самом деле пропустил человека через механическую мясорубку, но было это гораздо позже – в темные и кровавые времена беспредела, когда Фарш зарабатывал себе авторитет. Третьи сомневались в достоверности этих историй и объясняли прозвище Фарша простым пристрастием к этому самому слову. Он и в самом деле в минуты гнева грозился превратить каждого, кто ему перечил, в фарш. Исполнил ли хоть раз он свою угрозу, Бардин не знал, но был совершенно уверен, что за приличную сумму Фарш может прикончить любого. Иметь с ним дело было опасно, но Фарш занимался драгоценными камнями. Он был единственный, кто мог заплатить Бардину запрошенную сумму быстро и целиком. Но платил он всегда только четверть цены – это было законом. И тонкость здесь заключалась в том, что Фаршу нельзя было показывать всего – жадность могла пересилить в нем благоразумие.
И еще его просто могли не соединить с Фаршем: незнакомый человек – мало ли что? Однако то ли Фарш был поблизости и делать ему было нечего, то ли сидевший на телефоне что-то почуял, но Бардина даже не стали ни о чем расспрашивать, и через мгновение в трубке зазвучал грубый, нетерпеливый голос Фарша.
– Кто звонит? Что за дело? – с места в карьер начал он.
– Ты меня знаешь, – сказал Бардин. – Меня Николай зовут. В девяносто девятом ты у меня камешки брал.
– Допустим, – хмуро ответил Фарш. – И что дальше?
– У меня еще кое-что есть. Интересуешься?
– Допустим, – с прежней интонацией повторил Фарш. – Смотря что можешь предложить.
– У меня товар отборный, – сказал Бардин. – Я места знаю.
– Смотреть нужно, – невозмутимо заметил Фарш. – Ты где?
– Пока нигде, – ответил Бардин. – Через два дня буду с товаром. Пятьсот штук деревянных готовь. Это предел – ниже нельзя, говорю сразу.
– Посмотрим, – уклончиво сказал Фарш. – Сам приедешь или стрелку где забьем?
– Я приехать не могу, у меня обстоятельства, – заявил Бардин. – Давай встретимся послезавтра утром на развилке около Глухова. Часиков в шесть.
– Озверел, что ли? – недовольно спросил Фарш. – Куда в такую рань?
– Не пожалеешь, – сказал Бардин. – В четыре раза больше наваришь. Я условия помню. Только бабки сразу.
– Я условия тоже помню, – усмехнулся Фарш. – А тебя, видать, крепко за яйца взяли, раз ты про меня вспомнил.
– Просто пора пришла.
– Ну-ну. Ладно, буду послезавтра. Смотри, без подлянок только! На фарш пущу, ты меня знаешь.
– Не знал бы, не обратился, – сказал Бардин. – До встречи.
Так сложилось, что вечером того же дня Гуров навестил еще одного пациента. Но было это уже в Москве, и свидание это оказалось еще большим сюрпризом, чем предыдущее.
Началось все с того, что в ответ на новости, которые привез Гуров, полковник Крячко тоже выдал небольшую сенсацию, сообщив, что в седьмой больнице прооперировали человека, раненного недавно в районе метро «Бабушкинская». Из бедра у него извлекли пулю, которая, по предварительному заключению эксперта, выпущена из пистолета «ТТ».
– Из «ТТ», понятное дело, у нас частенько шмаляют, – объяснил Крячко. – Но, учитывая наш интерес к этому механизму, я не мог спокойно пропустить такую новость. Пошел сразу к генералу и попросил его надавить на экспертов. Вечно они загружены работой! Не понимаю, откуда у них постоянно полно работы! По-моему, они просто набивают себе цену. Одним словом, эксперты сразу подсуетились, и, представляешь, пуля оказалась из того же самого ствола! Вот это называется подфартило! Тут ведь такое обстоятельство, что в момент преступления рядом женщина находилась. Не знаю, как сказать, свидетельница – не свидетельница… Короче, показали на нее, что она состоит в связи со стрелявшим. Она теперь в КПЗ сидит, но показаний пока не дает категорически. Только плачет. Ее особенно не прессуют, потому что на ней ничего нет, и «Скорую» к пострадавшему она вызвала… Но это ничего. Я так понимаю, что если в кого-то стреляют, то этот «кто-то» должен хотя бы примерно знать – за что. Едем?
