Генри знал, какой улыбки от него ждут — той самой, которой дитя улыбается, когда взрослые пытаются его утешить. Прежде он улыбнулся бы машинально, но только не сейчас.
Главное было показать Анне, что он — не узколобый кретин, каковым она, должно быть, его полагает. Не улыбнувшись, он добился кое-чего, однако следовало проявить себя более мужественно и решительно. И тут его осенило. Генри понял, какое неизвестное, но очень важное дело его беспокоит.
— Миссис Гейлер, — сказал Генри, — думаю, нам с Анной следует навестить мистера Карпински и выразить ему, как мы сожалеем о случившемся.
— Нет! — воскликнула мать Анны. Воскликнула резко и быстро. Даже чересчур резко и быстро, с паникой в голосе. — Я хочу сказать, — повела она руками в воздухе, словно бы что-то стирая, — об этом уже позаботились. Ваши отцы поговорили с ним. Попросили прощения, дали работу и… — Тут ее голос затих, словно она услышала себя со стороны.
Мать Анны поняла: она не может принять саму идею того, чтобы Генри и Анна повзрослели и взглянули в лицо трагедии. Она признавалась, что сама так до сих пор и не выросла, не научилась смотреть в лицо трагедии. Признавалась, что самое прекрасное, что можно купить за деньги — это детство длиною в жизнь…
Мать Анны отвернулась. Никак иначе она не могла сказать детям, мол, если считаете нужным, то ступайте и поговорите с Карпински.
Генри и Анна уехали.
Стэнли Карпински сидел у себя в комнате за столом с львиными ножками. Легонько прикусив большие пальцы рук, он смотрел на середину столешницы, где лежало то немногое, что не вылетело в окно на рассвете. Карпински спас главным образом книги в потрескавшихся переплетах.
На лестнице послышались шаги — поднимались двое. Дверь Карпински запирать не стал, так что стучаться пришедшим нужды не было. В дверном проеме появились Генри и Анна.
— Неужели? — поднялся Карпински из-за стола. — Король и королева вселенной. Большего сюрприза я ожидать просто не мог. Проходите.
Генри натянуто поклонился.
— Мы… Мы пришли сказать, что нам очень жаль.
Карпински поклонился в ответ.
— Большое спасибо вам.
— Нам очень жаль, — сказала Анна.
— Спасибо.
Последовала неловкая пауза. Генри с Анной не думали заранее, что говорить, приготовив лишь первые свои фразы. И все-таки ждали, наверное, мол, вот они пришли, и сейчас должно случиться нечто волшебное.
Карпински молчал, не находя слов. Из всех участников трагедии Генри и Анна были, пожалуй, самыми невинными и безликими.
— Ну что ж, — произнес наконец Карпински. — Может, кофе?
— Согласен, — ответил Генри.
Карпински отошел к газовой плитке, зажег ее и поставил на огонь чайник.
— А у меня теперь шикарная работа. Слышали, поди?
Ему неожиданное счастье радости доставило не больше, чем Генри и Анне.
Молодые люди не ответили.
Тогда Карпински обернулся и посмотрел на них, пытаясь понять, если выйдет, чего они ждут. И с великим трудом, поднявшись над собственной бедой, он догадался: эти двое соприкоснулись с жизнью и смертью, они потрясены до глубины души. И теперь им надо знать, к чему все это.
Порывшись в уме на предмет светлой идеи, Карпински к собственному удивлению обнаружил нечто действительно важное.
— Знаете, — заговорил он, — если бы нам удалось обмануть прошлой ночью мою матушку, я счел бы свой долг оплаченным и тем бы удовольствовался. Окончил бы жизнь на дне или даже наложил на себя руки. — Пожав плечами, он грустно улыбнулся. — Но теперь, если мне суждено платить по счетам, то следует верить, что матушка взирает на меня с Небес и видит, какого успеха я добился ради нее.
Слова эти прозвучали для Генри и Анны глубоко утешительно. Как и для самого Карпински.
Тремя днями позже Генри признался Анне в любви, и Анна призналась ему во взаимных чувствах. В любви друг другу они признавались и прежде, однако на сей раз эти признания не были пустыми словами. Молодые люди наконец поняли, что такое жизнь.
Продавец «саабов», © 2006 Kurt Vonnegut/Origami Express, LLC