Со странным чувством радости пополам с печалью собирал я своих смуглокожих помощников, ибо чувствовал, что собираю их в последний раз. Вербовка заняла несколько дней. Сперва я наведался в Карна на полустрове Редклифф, потом в Кангердлугссуак и Нунатугссуак во внутренней части залива. Возвратившись в Карна, мы направились на юг к леднику Итиблу, затем снова повернули на северо-запад и пошли кружным путем между островами и мысами к Кукану в бухте Робертсон, затем к Нерке на мысе Саумарес и наконец в Эта, где встретились с «Рузвельтом», завербовав нужное нам количество эскимосов и имея на борту 246 собак.
Мы не предполагали взять с собой на Дальний Север всех эскимосов, находившихся на борту «Эрика» и «Рузвельта», а только лучших из них. Однако, если какое-нибудь семейство хотело переехать из одного поселения в другое, мы охотно подвозили их. Сомневаюсь, чтобы на морях и океанах можно было найти второй такой же причудливо живописный корабль, как наш, — своего рода бесплатное туристское судно для странствующих эскимосов, палуба которого оглашалась криками детей и лаем собак и была завалена всевозможными пожитками.
Представьте себе этот битком набитый людьми и собаками корабль в погожий, безветренный день в Китовом проливе. Неподвижное море и свод неба ярко голубеют на солнце, напоминая скорее пейзаж Неаполитанского залива, а не Арктики. Кристально чистый прозрачный воздух придает краскам необычайную яркость — сверкающая белизна айсбергов, прорезанных голубыми жилами, густо-красные, тепло-серые и насыщенно коричневые тона скал, испещренных там и сям желтизной песчаника; чуть подальше иногда промелькнет мягкая зелень трав маленького арктического оазиса, а на дальнем горизонте голубоватая сталь материкового льда. Маленькие гагарки, летающие в солнечной вышине, кажутся древесными листьями, тронутыми первым морозом и подхваченными первым осенним вихрем, так они плывут и кружатся в воздухе, словно в водовороте. Пусть пустыни Северной Африки прекрасны, как их описывает Хичинс, пусть джунгли Азии расцвечены столь же ярко, но ничто в моих глазах не сравнится по красоте со сверкающим арктическим пейзажем в солнечный летний день.
11 августа «Эрик» прибыл в Эта, где его ждал «Рузвельт». Мы выгрузили собак на остров, после чего судно было вымыто, котлы продуты и заполнены свежей водой, топки вычищены, а грузы просмотрены и переложены, чтобы привести судно в боевую готовность для предстоящей встречи со льдом. С «Эрика» на «Рузвельт» было перегружено около 300 тонн угля и около 50 тонн моржового и китового мяса.
Мы оставили в Эта 50 тонн угля — этот уголь предназначался для обратного плавания «Рузвельта» в следующем году, а также запас продовольствия на два года для боцмана Мэрфи и юнги Причарда, которые должны были присматривать за топливом. Гарри Уитни, пассажир «Эрика», желавший провести зиму в охоте на мускусных быков и белых медведей, попросил разрешения остаться с ними. Его просьба была удовлетворена, и его имущество также сгрузили на берег.
В Эта со мной встретился Рудольф Фрэнк. Он приехал на Север в 1907 году вместе с доктором Куком и просил разрешения отправиться домой на «Эрике». Он показал мне письмо от доктора Кука; тот предписывал ему вернуться домой на каком-нибудь китобойном судне в этом же сезоне. Доктор Гудсел, хирург моей экспедиции, при обследовании установил, что Фрэнк страдает цингой в начальной стадии и находится в тяжелом психическом состоянии, так что пришлось отправить его домой на «Эрике». Боцману Мэрфи, который оставался в Эта и был человеком во всех отношениях надежным, я поручил охранять от разграбления припасы и снаряжение, сложенные здесь доктором Куком, и оказывать последнему всяческое содействие по его возвращении. Я не сомневался, что он вернется, как только в проливе Смит (предположительно в январе) станет лед и даст ему возможность пройти к Аноратоку с Земли Элсмира, где он, по моим предположениям, находился.
На борту «Эрика» были еще три пассажира: мистер Крафтс, приехавший на Север производить магнитные наблюдения по заданию отдела земного магнетизма института Карнеги
