На кухне царило запустение: гора грязной посуды в раковине и на столе, неопрятные пятна разнообразной расцветки, фактуры и формы покрывали все горизонтальные поверхности, включая подоконник и верхнюю панель холодильника. С тех пор, как от Климова ушла жена, он готовил крайне редко, посуду мыл только тогда, когда не мог найти ни одной чистой кастрюли или тарелки, а уборку не делал вообще ни разу. В быту Климов был довольно неприхотлив. В нем уживались педантичность и любовь к мелочам в работе и абсолютное безразличие к домашним удобствам. Он не обращал внимания на немытую посуду и грязную скатерть, пыль, лежащую по углам и собственный пожеванный внешний вид. Единственное, что его огорчало – чистая посуда и еда в холодильнике имели отвратительную привычку заканчиваться слишком, по его мнению, часто и в самый неподходящий момент.
Климов уныло оглядел руины с засохшими объедками, вздохнул, открыл холодильник, впрочем, без особой надежды: он знал, что внутри пусто и грязно точно так же, как вчера, позавчера и неделю назад. Настроение окончательно испортилось. Неожиданно в комнате запиликал звонок скайпа. «Кого еще там принесло!» – с неудовольствием подумал Климов. На мониторе светилась довольная загорелая физиономия закадычного друга Сани. Фотография была новая, не знакомая Климову. Приятель позировал на фоне роскошного отеля на морском берегу. Багровое солнце за его спиной наполовину утонуло в океане. Кадр дышал негой и спокойствием. Прямо открытка из рая. «Снова где-то отдохнул. Умеет жить, говнюк!» – отметил Андрей и нажал кнопку «принять».
– Привет, старик! – расплылся в улыбке Саня. – Как жизнь? Хандришь, как всегда?
– Зато ты веселишься за троих, – не удержался Климов. – Каждый месяц новая фотосессия. Когда ты успеваешь? И где берешь столько бабла?
– Я, друг мой, умею наслаждаться жизнью. И тебе настоятельно советую делать то же самое, – не переставая ухмыляться, сказал Саня. – Так и быть, открою секрет: ездить куда-то каждый месяц необязательно. Одного раза в год вполне достаточно. Главное – показывать не все фотографии. Понимаешь, о чем я?
– Нормальный ход, – кивнул Климов.
– И любой бабе можно голову заморочить. Они это любят, – довольно закончил приятель. – Но вернемся к тебе. В данный момент я наблюдаю на твоей физиономии уныние и зависть, значит, настроение никудышное.
– Ты прямо оракул, – съязвил Климов. Но Саня его не дослушал и радостно перебил:
– Так я вовремя! Есть предложение смотаться сегодня в «Бочку», выпить чего-нибудь и отдохнуть. Что думаешь?
– Ну, не знаю, – с сомнением сказал Климов.
– У тебя дома все равно тлен и грязь. Жратвы нет. Телок тоже. А у Вадика – и блюда, и напитки, и девочки,– тарахтел Саня.
– По девочкам это ты у нас специалист, – осклабился Климов. – А вот поесть я не против. Когда сбор?
– Через полчаса, – ответил Саня.
– Давай, – кивнул Климов и отключился.
Выбор заведения объяснялся просто: в баре «Пороховая Бочка», где обычно собирались друзья, работал барменом Вадик, по прозвищу Толстый. Все трое когда-то учились в одном классе и были, как говорится, не разлей вода. После школы все одноклассники рассеялись и потерялись, разбросанные по миру разнообразными жизненными обстоятельствами, и только Саня с Вадиком и Климовым по-прежнему сохраняли довольно теплые дружеские отношения.
Приблизительно через час после разговора с Саней Климов вошел в «Бочку», где было уже многолюдно, шумно и довольно сильно накурено. Не успел он снять промокшую куртку, как сквозь гомон до него донеслись приветственные вопли друзей. Саня уже сидел у барной стойки с полным стаканом какого-то темного напитка, рядом стояла тарелка с нарезанным лимоном, и Климов понял, что Саня пьет любимый коньяк. «Эстет хренов», – с улыбкой подумал про себя Климов. Саня вполне соответствовал этой характеристике: невысокий, худощавый и подтянутый, одет он всегда был броско и по последней моде, причем любая одежда сидела на нем безупречно. Образ дополняла стильная стрижка и дорогая – «трехсотдолларовая», как любил приговаривать ее хозяин – бородка, на щеках переходящая в не менее скрупулезно подстриженные бакенбарды. Забавно контрастировал с ним высоченный стодвадцатикилограммовый, покрытый разноцветными татуировками Вадик, со школы носивший прозвище Толстый. Его руки с курчавыми светлыми волосами напоминали два небольших кузнечных молота. Абсолютно лысый, с круглым черепом, Вадик больше всего походил на сказочного татуированного великана. На мясистом лице между небольших, глубоко посаженных глаз возвышался крупный нос. Светлая борода мелкими колечками оплетала ярко-красные толстые губы и, редея на щеках, заканчивалась у козелков больших ушей. Устрашающая внешность компенсировалась добрым характером: Вадик был абсолютно беззлобным человеком, охотно и много смеялся по любому поводу. Даже когда ему приходилось брать на себя функции вышибалы, его лицо не покидало добродушное выражение. Оба приятеля широко улыбались и махали руками. Климов замахал в ответ и на душе у него стало тепло и радостно.
