— Нет, — вождь благожелательно улыбнулся, дабы умерить страхи моряка. — Не было такого знака.
Дурень. Думай, что несешь. Это люди Чейзена, они никогда не знали тебя, поэтому не доверяли тебе с самого рождения — и твоего, и их собственного. Ты не можешь на них положиться. Так, где им сколько-нибудь верно понять твои слова или держаться так, как могли бы Дэйши?
— Мы в самое ближайшее время сбросим в море последние жалкие остатки этих дикарей. И пусть тогда течение отнесет их раздутые трупы к родному берегу, дабы предостеречь их соплеменников: не стоит, стало быть, вновь покидать свои края. — Говоря это в той же доверительной манере, Кейда небрежно взмахнул рукой, и необработанный изумруд на его тяжелом серебряном кольце полыхнул на ослепительном свету.
— Мы вернемся, чтобы избавиться от последних чужаков, не так ли? Сразу, как завершим эту нескончаемый поход с посещением каждого голого утеса? — резко спросил Дев.
Кейда сурово взглянул на него:
— Дев, как варвару я позволяю тебе больше вольностей, чем спустил бы истинному уроженцу Архипелага, но еще раз так со мной заговоришь, и я обещаю — тебя выпорют. А еще лучше, — я сам это сделаю.
Помнишь, что я говорил тебе? Что одна из заповедей вождя моего отца Дэйша Рейка была следующей: никогда не произносить угрозу, если не готов ее осуществить. Можешь быть уверен, что это не праздное предупреждение, варвар.
Он поглядел в темные глаза Дева, но ничего не смог в них прочесть. Не важно. Варвар первый отвел взгляд.
— Мой господин, будь добр, ответь, где «Туманный Голубь»? — Кормчий по-прежнему решительно взирал через головы гребцов над рядами скамей на здоровяка-старшего на «Желтом Змее», стоявшего на носовой надстройке. Поток пенных брызг перелетал через нос, меж тем как острый край окованного медью тарана взрезал волны.
— По-прежнему далеко. — Кейда оглянулся назад, ища тяжелую трирему, которая сопровождала их, замедляя ход в открытых водах. Оружие и броня бойцов на борту блестели на солнце.
И если волей недоброго случая я не смог уловить некий знак нового нашествия дикарей, то все равно — у нас хватит на врагов стали и ненависти. Но не станем искушать судьбу такими мыслями. Пока никаких признаков нового вторжения. Лучше обрати внимание на то, что ждет тебя здесь, и на любые знаки, которые что-то скажут о твоем здешнем правлении, если они явят себя.
Неглубоко сидящая, чтобы не бояться коралловых рифов на пути, ладья направилась к крупнейшему из рассеянных низких островов. Потрепанные опахала самых высоких деревьев шевелились на ветерке, а проливы между островами изобиловали лодчонками.
— Так, где именно залегают жемчужины? — Дев следил, как корабельщики поднимают паруса, а ныряльщики возятся на палубе, проверяя канаты с грузом, держась за которые отправляются на дно, и тросы, что обеспечат их возвращение. Дозорные на каждом судне точили акульи копья с широкими наконечниками и хищные крючья багров.
— Они смещаются год за годом. — Кейда наблюдал за обоего пола молодежью, продающей пот и мышцы за право изучать искусство ныряльщика и моряка. Некоторые шагали вброд, неся на головах пищу и воду. Другие составляли в штабеля корзины, которые предстояло наполнить величайшей милостью года, поднятой со дна.
А ведь порой жемчужницы исчезают полностью. Что может сулить такой знак?
Дрожь, охватившая Кейду, не имела отношения к тому, как заколебалась под ним палуба, чуть гребцы «Желтого Змея» склонились над веслами.
Лодчонки ловцов жемчуга, рассеянные вокруг ладьи, держащей путь к широкому пляжу, были посланцами истинной деревни. Хижины из плетеной пальмовой листвы, крытые пучками грубой травы, перевязанной лозами. Зелень едва ли потускнела, но Кейда знал: недолго осталось до того, как беспощадное солнце выжжет крыши и стены до изжелта-бурого.
Тогда завершится сбор жемчуга, и хижины достанутся песчаным ящеркам и грязным землеройкам, которые станут ловить змей и скорпионов.
Чайки и коралловые рыболовы растащат крыши себе на гнезда и подстерегут неосторожных землероек. Пора засухи выбелит стены хижин и превратит в хрупкую солому, а пора дождей с ее бурями разнесет остатки.
