Велиндре поняла, что ее охватило не только беспокойство. Вместе с неприятными мурашками по всему телу к ней возвращалось тепло, ноги оживали. Уперев их в расшитое цветами одеяло, она села, опираясь о стену. И тут же с ужасом осознала другую перемену, куда хуже, чем та, что ее переодели: ей так коротко остригли волосы, что они едва прикрывали затылок. Она пробежала дрожащей ладонью по голове. На глаза выступили невольные слезы.
В дверях снова появилась Ризала с накрытой миской в руках.
— Поплачь, если хочется, — сочувственно предложила она. — Это сильное снотворное. У некоторых из-за него случается нервное расстройство.
— Я вовсе не расстроена. Я сердита, — дрожащим голосом, но зло отрезала колдунья. — Вы остригли мне волосы.
— Это сделала я, — призналась алдабрешка, неожиданно в ее голосе прозвучало больше раскаяния, чем до сих пор. — Я их сохранила. Прости, но так было нужно.
— Почему? — потребовала объяснений Велиндре, неловко вытирая слезы со щек.
— Поешь, только медленно, — опустившись на колени, Ризала вставила миску в руки Велиндре. Удостоверившись, что колдунья достаточно надежно держит посуду, девушка подняла крышку. — Я объясню, что могу.
От миски шло тепло в ладони и обтянутые хлопком бедра Велиндре. От еды поднимался ароматный дух, от которого опять заурчало в животе. В чистой похлебке покачивались набухшие золотистые зерна и ломтики рыбы. Велиндре не спеша взяла длинную серебряную ложку и приступила к еде. Чем скорее она восстановит силы, тем скорее сбежит.
— Прости, что пришлось тебя захватить. — Ризала, удовлетворенная уступчивостью волшебницы, села на сложенное одеяло у двери. — Но сотни жизней зависят от премудрости, которую ты пообещала, и еще очень многое. Мы должны избавиться от этого дракона.
Кушанье в миске оказалось восхитительным. Велиндре все же заставила себя приостановиться.
— Какое все это имеет отношение к стрижке? — холодно спросила она.
Ризала мгновение рассматривала ее непроницаемыми голубыми глазами.
— Знаешь, что случается с теми, кто прибегает к волшебству на Архипелаге?
— Да, — ответила Велиндре, злобно погружая ложку в нежную рыбу и душистое зерно.
— Тогда ты понимаешь, что необходимо выдать тебя за кого-то другого, — ехидство окрасило слова девчушки. — Нам долго плыть, а немало владений в свое время пострадало от варваров. И не один вождь предпочтет убить любого путешественника со светлой кожей и волосами, неспособного дать убедительные объяснения, кто он такой. Если бы ты в открытую поплыла как северянка, это привлекло бы к тебе любопытные взгляды, не говоря уже о подозрениях, а не колдунья ли ты.
— И у вас еще хватает наглости называть нас варварами! — пробормотала Велиндре, возвращаясь к еде. — Так кого я должна представлять на вашем маскараде? Рабыню?
— Да, пока что. Для того чтобы воспользоваться покровительством и защитой Чейзенов, тебе лучше выдавать себя за рабыню. Прости нас, но только так можно кому-либо, настолько явному варвару… — Ризала поправилась: —…Кому-либо родом из непрерывных земель добраться до южных пределов Архипелага.
— Вам требуется моя помощь, но вы одели меня в отрепья и остригли, как осужденного за преступления? — Велиндре с яростью проглотила несколько последних ложек похлебки.
— Это еще не все, — слова Ризалы прозвучали достаточно неловко, чтобы Велиндре подняла глаза. — Рабыня ты или свободная, а все станут на тебя оборачиваться, — откровенно заявила девчушка. — Лучший способ унять любопытство — дать понять, будто ты евнух…
— Что? — Велиндре была вконец ошарашена.
— Выслушай меня, — Ризала подалась вперед, чтобы забрать миску, которая, того и гляди, скатилась бы с колен волшебницы. — Не иначе как благой для нас знак, что твое сложение и цвет лица дают возможность поверить…
— Что я изуродованный мужчина? — Велиндре все еще была слишком изумлена, чтобы сердиться.
— Что ты кастрат, оскопленный в ранней юности, — Ризала вновь закрыла миску и оперлась о стену. — Если мальчика, такого, что едва начал ходить, решили сделать евнухом, его купают в горячей воде, и его мужские семена убавляются день за днем, пока не исчезнут…
