Что, если это правда?
Что, если правда – что?
О Боже…
– Вы решили, что я вас бросил? – спросил Джеймс с гребня лощины голосом холодным как лед. – Я ловил лошадей. Поехали домой, Мэдлин. Просто сегодня мы провели слишком много времени вместе, вот и все. Проводить в обществе друг друга больше часа в день – значит испытывать судьбу, не так ли? А я полагаю, что разумнее будет заниматься подобными вещами… – он жестом указал на лощину, – в нашей супружеской постели.
– Полностью с вами согласна, – ответила Мэдлин, надевая жакет; она старалась побороть дрожь в руках, застегивая пуговицы и прикалывая булавкой шляпу. Поставив ногу на его руку, чтобы он помог ей сесть в седло, она твердо посмотрела на него. – Я вышла за вас замуж, будучи уверенной, что подобные вещи не будут вторгаться в мои дни. Мне говорили, что жена обязана исполнять свой долг только по ночам.
– Если это только долг, а не удовольствие, – сказал он, – меня вполне устроит, Мэдлин, проделывать все гораздо быстрее. Как я и поступлю сегодня ночью.
– Вот и хорошо, – отозвалась она, поворачивая лошадь в сторону дома и не дожидаясь, пока Джеймс усядется в седло, – это действительно долг. И не может быть ничем другим.
Интересно, думала она позже, несколько поостыв, как можно принять за чистую монету такую откровенную ложь? Стоит только вспомнить об их бесконечных ласках, и станет ясно, что она отзывается на них с огромным удовольствием, а вовсе не из чувства долга. Но он, конечно, так разозлился, что просто не в состоянии рассуждать разумно.
А теперь ей придется скорее всего исполнять по ночам свой супружеский долг и обходиться без всяких ласк.
А ведь день начался так славно! А когда Джеймс заговорил с ней и принялся рассказывать о себе, все было просто как в сказке. А когда они ласкали друг друга, это было прямо-таки исступление. А теперь они вернулись к прежней враждебности. А в душе у нее были посеяны семена сомнений и подозрений.
Ах, как она зла!
Она его ненавидит.
Что за чары заставили ее выйти за него?
Малый шанс на то, что их брак принесет им хотя бы относительное удовлетворение, ускользнул, кажется, во время этой прогулки, когда они больше часа испытывали даже нечто большее, чем удовлетворение. Не принеси им эта прогулка хотя бы нескольких мгновений счастья, с горечью размышляли они оба, может быть, и несчастье тоже можно было удержать в отдалении.
Она жалеет, что вышла за него, убеждал себя Джеймс. Она поступила так только потому, что он погубил ее на склоне холма в Эмберли, а потом нахрапом заставил дать обет. Она ни за что не вышла бы за него, будь у нее время поразмыслить.
Джеймс думал о мужчинах, с которыми он видел ее в Лондоне, о полковнике Хакстэбле и прочих, а также о капитане Хэндзе, появившемся в Эмберли. Он видел ее с Эльфредом Пальмером и Карлом Бисли и даже с молодым Марком Трентоном в те недели и месяцы, что последовали за их гибельной поездкой на болота. И понял, что он не тот, кто ей нужен. Он ничего не мог ей дать, что поощряло бы и питало тот блеск жизненной силы, который всегда появлялся в ней в присутствии других мужчин.
Единственно, где он мог угодить ей, была постель. Но это удовольствие она получала вопреки собственной воле. Она испытывает к нему неприязнь. После той прогулки она редко заговаривала с ним добровольно. И поскольку ему было больно от того, что она сказала ему по этому поводу, и поскольку на него давило чувство вины от того, что он вынудил ее вступить в брак против воли, он прекратил пользоваться этим ее слабым местом.
Он не прервал их супружеские отношения. Он слишком себялюбив, чтобы прервать их окончательно. И кроме того, ему нужен наследник. Хотя что касается наследника, он не возражал бы, если бы она подарила ему полдюжины дочерей и ни одного сына. Джеймс хотел ребенка – чтобы признать его своим, чтобы он был рядом, чтобы дать ему свое имя. Чтобы любить его.
Если только он способен любить. Он не уверен, что это так.
Поэтому он продолжал супружеские отношения. Но он больше не ласкал жену. Он брал ее каждую ночь; все происходило быстро, в установленном порядке – если не считать нескольких дней каждый месяц, когда она сообщала ему, глядя на него вызывающе и победоносно, что сегодня она не может. Ей теперь доставляло удовольствие обстоятельно сообщать ему, что он не преуспел в своих стараниях обрюхатить ее.
