– Никто из тех, кто видел вас вместе, не стал бы это оспаривать, – согласился сэр Седрик.
Какое-то время они шли в мирном молчании.
– Я скучал о вас все время, пока был в Вене, – заговорил он наконец. – Обо всех вас. Я привык думать о вас как о своей семье.
– Но это так и есть, – сказала она. – Вы были членом нашей семьи еще тогда, когда был жив Эдмунд.
– В действительности, – заметил он, – просто удивительно, что Доминик вступил в такой разумный брак, хотя не мог спросить у меня совета.
Графиня засмеялась.
– Эллен славная девочка, правда? Определенно она моя любимая невестка, так же как и Александра.
– А кто у нас есть для Мэдлин? – спросил сэр Седрик. – Теперь, когда я здесь и могу дать квалифицированный совет… Хакстэбль?
– Она любит его, – вздохнув, сказала графиня, – но какой-то искры здесь не хватает. Видите ли, Мэдлин такая же, как и все мы – Эдмунд, Доминик и я. Без искры она не может.
– Тогда это Парнелл? – спросил сэр Седрик после недолгого колебания.
– Джеймс? А вы тоже это заметили, да, Седрик? Уж тут определенно искра есть, верно? Я бы даже сказала – бушующий пламень. Хотя, вместо того чтобы сблизить, этот пламень отталкивает их друг от друга. Это странный молодой человек. В нем есть какое-то внутреннее напряжение. Он не очень-то ладит со своим отцом, но кто ладит с отцами? Опять я немилосердна. Меня просто в дрожь кидает при мысли, что Мэдлин остановится на Джеймсе. А если нет, я буду в отчаянии. И никогда не говорите мне, Седрик, что годы принесли мне спокойствие.
Он похлопал ее по руке и улыбнулся.
* * *
Мэдлин заговорила не сразу. В лице у нее не было ни кровинки, заметил Джеймс.
– Ничего особенного, – ответила она наконец. – Я только что отвергла хорошего человека, вот и все.
– Хакстэбля? – спросил он. – Почему? Мэдлин пожала плечами.
– Полагаю, я слишком увлечена прелестями лондонского сезона, – с горечью проговорила молодая женщина. – Если бы я должна была выйти за кого-то замуж, мне пришлось бы утратить право на восхищение всех остальных.
Джеймс смотрел на нее, сжав руки за спиной. Ее взгляд был устремлен куда-то мимо него.
– Я думал, вы его любите, – сказал он.
– Любила. – Мэдлин на мгновение закрыла глаза. – И люблю. Наверное, я слишком долго ждала. В восемнадцать лет я легко приспособилась бы к мужу. А я все ждала и ждала, и вот теперь подавайте мне и луну, и звезды, и всю вселенную в придачу. Обычные великодушие, доброта и преданность меня не удовлетворяют.
Он молча смотрел на нее.
– Иногда, – говорила Мэдлин, – человек чего-то жаждет. Абсолютного счастья. Я жажду этого и не знаю, где это можно найти. И еще я не знаю, узнаю ли это счастье, если встречу. И наверное, мы не можем вообще быть счастливы, не делая счастливым другого. – Она наконец устремила взгляд на него; глаза у нее были беспокойные и ярко-зеленые. – Зачем я говорю это вам?
– Полагаю, потому, что я здесь. – Джеймс так крепко сжимал в кулаки свои руки, что ногти впивались в ладони.
Мэдлин засмеялась.
– Во всяком случае, с вами очень хорошо разговаривать, – заметила она. – Вряд ли вы станете прерывать собеседника.
– Вы очень расстроены, – проговорил Джеймс. – Неужели он причинил вам боль?
– Нет! – Она быстро взглянула на него. – Нет, это я причинила боль. Просто я хорошенько рассмотрела себя, вот и все. И то, что я увидела, мне не понравилось. Полагаю, я не очень приятная особа.
– Много лет я ненавидел себя, – проговорил Джеймс. – То были мрачные, потерянные годы. Бесполезные годы. Не поступайте так с собой. Жизнь и без того слишком коротка.
Ему отчаянно хотелось помочь ей.
– Доброе слово от Джеймса Парнелла? – удивилась Мэдлин. – Это, наверное, впервые.
И вдруг его лицо расплылось у нее перед глазами, все ее чувства вытеснило невероятное изумление и унижение, резкая боль рванулась вверх из груди, и у нее перехватило дыхание.
А ему показалось, что в теле его повернули нож. Он был совершенно не в состоянии утешить ее. Это ведь Мэдлин.
– Я не совсем уж чудовище, – сказал он. – Не совсем дьявол, хотя вы, наверное, так полагаете.
Наконец руки его разжались.
Ее унижение стало полным, когда она почувствовала, как оба его больших пальца вытирают слезы, покатившиеся у нее из глаз. Эти прикосновения к ее лицу были очень легкими.
