– Ну у этого парня есть хоть какие-то догадки, что это может быть?
– Да в том-то и дело, что никаких!
Сивыч закурил и сказал, стряхивая кончик сигареты в пепельницу:
– Я ведь сам осматривал этот сарай дважды. Обнюхал его буквально, и ничего не нашел! Никаких следов, ну, вообще ничего! Столбы, доски рядом, полусгнившая мешковина. Всё! Ни на земле внутри сарая, ни возле него, во дворе – ничего, ни следочка! Земля сухая, во дворе трава уже зеленая пробилась… Ну, а соседи? Неужели вообще ничего не видели?
– Видел! Мальчишка одиннадцатилетний, в пятом классе учится! Говорит, что в тот день где-то в одиннадцать часов ночи его погнали спать, ну, он, чтобы время оттянуть, предложил вынести мусор. Вышел во двор, оттуда – на улицу, мусорный контейнер стоит у соседнего дома. На улице было пусто и тихо, он уверен. Потом он вывалил мусор в контейнер, вернулся к своей калитке, вошел во двор и вот тут услышал шум мотора машины. Он говорит, что обернулся и увидел красные огни стоп сигнала джипа «Гранд Чероки», который уезжал по улице Прибрежной – от нее и отходит 3-й Речной тупик. Вот смотрите…
Лейтенант взял чистый лист бумаги и быстро набросал на нем карандашом схему.
– Дом, где живет мальчик – угловой, адрес 3-й Речной тупик, №8. А по Прибрежной улице это дом №38. Угловой дом. Так вот, когда Олежка – это так мальчика зовут – обернулся, заднюю часть джипа с красными огнями он увидел на улице Прибрежной. Джип шел вниз, в направлении центральной части города. Так что имеет он отношение к нашему делу, или не имеет – понять невозможно. Тупик имеет глинистую почву, она уже высохла, и на ней невозможно разобрать никакие следы. Правда, Олежек этот уверен, что машина вывернула именно из их тупика.
– Но он этого не видел?
– Не видел! Но говорит, что уверен!
– А как он марку машины узнал?
Саранцев рассмеялся.
– А вот тут мальчик вряд ли ошибается. Он собирает коллекцию моделей автомобилей. И в коллекции у него есть также и джип «Гранд Чероки».
– А цвет? Какого цвета была та машина?
– Темного, он говорит. Модель не позднее чем трехлетней давности выпуска. А точнее… Ночь ведь была!
Поиски свидетелей, которые могли что-нибудь заметить в момент исчезновение семьи Захлюстаевых, велись гораздо более интенсивно в Центральном районе города. Ведь здесь возможности работников милиции, задействованных в поисках, были гораздо большими, так как район хотя и ограничивался с одной стороны речкой Сибиркой с ее развалинами строений, местами стихийных неорганизованных свалок мусора и зарослями кустарникового клена, но относился все-таки к центру города. Плотность застройки и количество населения в этой части города здесь было огромным.
Правда, время происшествия – около полночи – характеризовалось безлюдьем, но все-таки точки приложения для организации поиска были. Ведь в таких микрорайонах всегда кто-то гуляет с собакой, кто-то возвращается поздно с работы, наконец, нельзя забывать о молодежи, которую в мае – месяце весеннем и частенько уже по-летнему теплом, допоздна не загонишь домой.
Но в случае с исчезновением Захлюстаевых свидетели отыскались совсем в иной социальной среде.
На территории детского садика, расположенного в глубине домов (именно от него отъехала в злополучную ночь непонятная автомашина) как раз в тот вечер расположились для распития винца группа бомжей – лиц без определенного места жительства и работы. Иногда их называют бродягами.
Было их трое – Витя, Коля и Надя – выпивали и закусывали они долго, и разморило их так, что они устроились здесь же и на всю ночь – то есть закутались в свое грязное тряпье и наладились спать до утра на скамеечках детской беседки.
Беседка располагалась невдалеке от входа в садик и подъездной дорожки, заканчивающейся у входа. А начиналась она от улицы Партизанской, именно с того места, где несколько ночей назад семья Захлюстаевых встретилась с новеньким черным джипом.
Не скажем, что работники милиции, проводившие поквартирные и подворные обходы, наткнулись на Надю с Витей и Колей сразу. Нет, ведь днем бомжи как бы растворяются в городском многолюдье и становятся незаметными. Мы все за последние двадцать лет так к ним привыкли, что не замечаем их. Не обращаем на них внимания, как не видим стоящие вокруг деревья, урны или многочисленные рекламные вывески.
