Свой туалет он совершал с такой быстротой, словно жить оставалось секунды и никак нельзя было явиться в другой мир небритым. Выскочил на смотровую, не успев даже поздороваться с Умником. Пока спускался, ему казалось, что подъемник на сей раз пошевеливается как-то слишком уж лениво. Ну наконец-то!..
Он спрыгнул на землю, бросился к ней. Зоя стояла – яркая, веселая, словно ничего не случилось, не было никаких размышлений, никаких трагедий – спокойная, благополучная, беззаботная. Она смеялась.
– Теперь я понимаю, Юниор, почему вы летаете в одиночку. Чтобы вам не мешали спать!
Он подбежал к ней, хотел что-то сделать – схватить за руки, обнять, может быть… В самый последний миг понял: нельзя! Мало ли, что она здесь; может быть, потому и выглядит Зоя такой довольной, что обрела своего ненаглядного Георга, и пришла теперь лишь затем, чтобы пригласить Юниора к семейному завтраку: наверное, так полагается… Он вспомнил все свои вчерашние рассуждения. Черт, наверное, и выходить не следовало! Совершенно потерял контроль над собой…
Он сделал усилие, чтобы казаться совершенно спокойным, и спросил как бы между прочим:
– Вы одна, Зоя?
– Уже нет. – Она по-прежнему улыбалась. – Вы снова со мной.
– Я имею в виду…
– Я понимаю, что вы имеете в виду, Юниор, – сказала она, теперь уже серьезно. – У меня было достаточно времени, чтобы кое-что понять. Как говорили в старину – недаром я столько времени чистила шляпу своего мужа… Вы думаете о Георге? Не беспокойтесь: его не будет.
– Почему вы так уверены? – невольно спросил он, уже самим тоном показывая, насколько вопрос этот его волновал.
– Безошибочная примета. Не огорчайтесь, Юниор: она не относится ни к науке, ни к технике, так что вам до нее все равно не докопаться. Если бы здесь должен был появиться Георг, то непременно с самого начала возник бы Бином.
– Не понял, – откровенно признался Юниор.
– Бином, пудель. Я вам ручаюсь: если Георг в какой-то ситуации и мог бы забыть обо мне, то о Биноме – никогда. Такая любовь, как у них, между людьми, мне кажется, невозможна. И если появление Георга могло быть чем-то задержано, то на собаку это ведь не распространилось бы? Но Бинома нет. И ничего из его имущества: ни его матраца, ни сервиза… Меня это совершенно убеждает.
– И меня, – сказал Юниор, улыбнувшись наконец, как должен улыбнуться человек при виде женщины, для него далеко не безразличной. – Итак, я к вашим услугам.
– Я их потребую, не ждите снисхождения. О Юниор, вам придется несладко. Вы успеете сто раз проклясть судьбу за то, что она дала вам в соседки красивую женщину.
В соседки, – отметил Юниор про себя. – Мой статус обозначен совершенно недвусмысленно. И она тысячу раз права. Сосед есть сосед, и ничего более. Люблю ясность.
– Наоборот, – сказал он вслух. – Буду благодарить свой рок. Позвольте соседу поинтересоваться: как провели ночь?
– Мне было страшно.
– Ну уж! Чего здесь бояться?
– Одиночества. Я совершенно не приспособлена к нему. Не привыкла. Нет, – покачала она головой, – это вовсе не значит, что кто-то должен находиться под одной крышей со мной. Я имела в виду другое одиночество: душевное. Мне нужно, чтобы кто-то думал обо мне. Чтобы я знала: если понадобится, могу позвать на помощь – и кто-то придет и сделает все, что я попрошу… – Она сделала паузу. – Видите, я предупреждала, что вам придется солоно. Что вы на это скажете?
Он улыбнулся.
– Скажу: спасибо, Зоя, за то, что вы мне поверили.
Они постояли так еще несколько секунд. Потом Зоя снова улыбнулась – легко, безоблачно:
– Ну, охотник, где добыча? Смертельно хочу есть…
Слово это – «смертельно» – слетело с ее губ небрежно и незначительно, всего лишь старая метафора, вдумываться в суть которой было совершенно незачем.
– Волшебный холодильник иссякает?
– Бережливость – лучшее качество хорошей хозяйки. Кроме того, сегодня ваша очередь мыть посуду. Да если бы и моя, вы все равно захотели бы вымыть, разве нет?
– Разумеется, – поспешно согласился Юниор.
– Идемте же. Ах да, вы еще не успели проголодаться, поздняя пташка. Тогда давайте пойдем просто так – куда глаза глядят: все равно в конце концов мы придем туда, куда нужно, правда ведь?
