Так дошла до меня история одной суворовской награды. Я записал ее. Вот она такая, какой услышал я ее от колхозного садовода.
…Петро Нагорянский узнал, что в Тимановку приехал знаменитый полководец.
— Так я ж под его командой мабудь годов с пятнадцать гренадером служил, воевал с ним и турка и ляха! — сказал Петро своей старухе и, почистив старый солдатский мундир, прикрепив медали, отправился к штабу, где шло обучение солдат воинской науке.
Он хотел посмотреть на своего отца-командира, а выйдет случай, поговорить с ним.
Суворов любил старых солдат, всегда примечал их. Он сразу заметил отставного гренадера и приказал вестовому подозвать его.
Офицеры, зная слабость своего командира, остановили ученье, скомандовали солдатам отдыхать, а сами окружили Суворова.
Гренадер подошел к фельдмаршалу.
— Помилуй бог, унтер! — весело рассмеялся полководец, вглядываясь в лицо Петра Нагорянского. — Как тебя зовут? — спросил он. — Постой, постой, сам припомню! Жив, старина, дышишь! На-го-рян-ский! — вспомнил он. — Так тебя кличут? Второй роты фанагорийского полка унтер-офицер! Так? — спрашивал он, обнимая старого воина.
— Отставной солдат фанагорийского полка Петро Нагорянский! — подтвердил старик, сдерживая набежавшую слезу.
— Да какой, братцы, лихой солдат! — кивнул Суворов штабным. — Толмачом-переводчиком в полку работал не хуже, чем штыком. Герой! С польскими жолнерами да с турецкими так по-ихнему чесал, чудо! А с молдаванами… «Плоешти, минарешти, бухарешти»! Не забыл еще, старый?.. — смеялся фельдмаршал, хлопая Петра по плечу.
— Ну, рапортуй!
Петро Нагорянский стал во фрунт и, стукнув каблуком, отчеканил, как когда-то делал в молодые годы, где служил, в каких делах-сражениях бывал, в каких походах участвовал, где получил раны. Сказал, как Румянцев за Ларгу и Кагул его наградил, как сам отец родной Александр Васильевич Суворов пожаловал медаль за штурм Измаила.
Фельдмаршал похвалил старика, что пришел навестить его, показал на него стоявшим подле офицерам:
— Герой! Прославил свою мать-родину. Берите пример с него, русского солдата!
— А ты, кавалер, — сказал Суворов Петру Нагорянскому, — иди домой, накажи женке, пусть готовит обед, наш, солдатский: щи да кашу. Закончу ученье, приду к тебе, жди гостей!
Отставной гренадер хорошо знал своего генерала. У того слова не расходились с делами. Мешкать было нельзя. Петро вмиг ответил — Слушаю! — стукнул чоботами каблук о каблук, повернулся кругом и зашагал к дому. Еще с улицы он закричал:
— Марфа! Скорей ходи сюда! Ты знаешь, кого я видел? Самого Суворова! Разговаривал с ним! Приказал ждать в гости, обед готовить — щи да кашу. Прибирай, старая, хату да готовь обед!
Услышав такие слова, старуха обмерла от страха.
— Знаменитый генерал и к нам в хату? Да ты никак рехнулся, Петро!
— Ты не знаешь его, старая! Толмач, говорит! Языком, словно штыком, работал, это он про меня! Вот как! Он такой!
Трудно было уговорить старуху готовить скромный обед.
— Надо делать господский, — настаивала она.
— Делай, что велят! Фельдмаршал приказал: щи да каша! Выполняй приказ! — стоял на своем гренадер.
Пришлось старухе уступить. Военный приказ, что поделаешь!
— Виданное ли дело, генералу и кашу!.. — тихонько, чтобы не слышал муж, ворчала она.
Наконец щи готовы, каша преет в чугунке. В самый раз на стол подавать.
Старик со старухой ждут гостя, принарядились, прибрались. Петро посидел-посидел, не выдержал, вышел за плетень, стал глядеть вдоль улицы: не идет ли?..
А кругом народа, соседей, словно в праздник престольный. От кого неведомо, они прознали о высоком госте, собрались подле солдатовой хаты, осадили плетни, того и гляди свалят их, судачат, ждут генерала.
Про ребят малых говорить нечего. Им больше всех надобно знать, где что делается. И вправо и влево — так и снуют. Кто посмелее — на деревья взгромоздились, высоко, высоко, под самый верх, смеются.
— Как пойдет генерал, прыгать станем, встречать, дядько Петро, дорогого гостя!
Но вот учение кончилось. В разных концах села солдаты запели песни, трубачи заиграли сбор «по коням».
Генерал, а с ним офицеры спустились с горы и через балку пошли прямиком к хате Нагорянского. Подойдя к ней, Суворов отпустил офицеров, оставив при себе одного, постарше годами.
