— А я бы предпочел еще выпить в мире и спокойствии… Официант!
Оба мужчины откинулись на спинки стульев, наблюдая друг за другом. «А ты все такой же скользкий старый черт», — подумалось Ромарину. Марсден же, по-видимому, думал только о виски с содовой, которые должен был принести официант.
* * *
Ромарин всегда искоса глядел на людей, которые, не моргнув глазом, могли вслед за джином с горькой настойкой выпить три-четыре стакана виски с содовой. Это говорило о том, что его собеседник бывалый выпивоха. Марсден упросил официанта оставить бутылку и сифон с содовой на столе и уже смешивал себе ядреный напиток.
— Ну, раз уж ты продолжаешь, то… За старые добрые дни! — сказал он.
— За старые добрые дни, — повторил Ромарин, глядя как его собеседник допивает до дна.
— Странно это… Оглядываться назад, через все эти годы, правда? Что ты чувствуешь?
— Что-то смешанное, кажется. Обычные чувства: удовольствие и сожаление вместе.
— Так у тебя есть сожаления?
— О нескольких вещах, да. Ну, к примеру, о нашей драке, Марсден, — засмеялся он. — Вот поэтому я и выбрал старое место.
Он оглядел сияющий новый интерьер вокруг.
— А ты случайно не помнишь, из-за чего все разгорелось? Я — очень смутно.
Марсден бросил на него долгий взгляд.
— И только?
— Ну я помню кое-что. Подозреваю, в основе лежала эта твоя идея-мыльный пузырь о «романтике». Расскажи мне, — улыбнулся Ромарин, — неужели ты действительно думал, что жизнь можно прожить по безумным правилам, которые ты имел обыкновение провозглашать?
— Свою жизнь я прожил именно так, — спокойно ответил Марсден.
— Ну наверно, не в прямом смысле?
— В прямом.
— Ты хочешь сказать, что не вырос из этих идей?
— Надеюсь, нет.
Ромарин вскинул голову.
— Так, так, — пробормотал он недоверчиво.
— Что «так, так»? — тут же потребовал объяснений Марсден. — Но, конечно, ты никогда не знал и не узнаешь, что я имел в виду.
— Под романтикой?… Да, надо признаться, не знал. Но насколько я понимаю, это похоже на что-то, что началось с аппетита, а закончилось пресыщением и диабетом.
— Не по-философски? — спросил Марсден, взяв в руки кость цыпленка.
— Крайне не по-философски, — подтвердил Ромарин, качая головой.
— Что ж, — хмыкнул Марсден, обдирая мясо с кости. — Да, думаю, она приносит иные плоды.
— Так она приносит плоды?
— О да, приносит.
Ресторан теперь был полон. Его часто посещали молодые художники, музыканты, репортеры и прочая публика, упорно цепляющаяся за изрядно потертую мантию Его Величества Искусства. Время от времени головы посетителей поворачивались, чтобы рассмотреть осанистую и привлекательную фигуру Ромарина, которая сделалась известной благодаря стараниям прессы, салонов фотографии на Риджент Стрит и изданий Академии. Неподалеку от двери в стеклянной кабинке кассирша — пухленькая француженка, на которую Марсден несколько раз посмотрел так, что Ромарин осуждающе нахмурился — всем своим видом выражала понимание чести, оказанной ресторану. Несколько раз подходил владелец, мужчина со светлой бородкой, и осведомлялся, соответствовал ли ужин и обслуживание вкусам месье.
И все, устремившие взгляды на Ромарина, горели желанием узнать, кем может быть оборванец, что ужинает вместе с ним.
Так как Ромарин выбрал, чтобы темой их разговора стали былые дни, без избирательности, Марсден был полон желания идти до конца. Вновь он кидал в рот скатанный в шарики хлеб, и вновь Ромарин чувствовал раздражение. Марсден это заметил, но в ожидании жаркого по-французски все же продолжал скатывать и метать хлеб, запивая его большими глотками виски с содовой.
— Да, это дает свои плоды. Не так, конечно, — вновь начал он, кивнув в сторону юнца в ореоле густой шевелюры и с пышным черным атласным галстуком на шее. — Не восхищение такого рода, а по-другому…
— Расскажи.
— Конечно, если ты так хочешь. Но ты мой гость. Ты не желаешь рассказать мне сначала о своей жизни? — Но я думал, ты знаешь… Ты же сказал, что следил за моей карьерой.
— Так и есть. Но мне интересен не твой список титулов и наград. Дай вспомнить, кто же ты… академик, доктор какого-то права, доктор литературы — чтобы это ни значило — профессор того и сего, и это еще не все. Это я знаю. Я не хочу сказать, что ты этого не заслужил. Я восхищаюсь твоими картинами. Но меня интересует другое. Я хочу знать, что чувствуешь, когда находишься так высоко, как ты.
