Примерно через полчаса он услышал смех, и стук колес, и фырканье чалой кобылы. Стэверс и девушка сидели в повозке рядом. Они остановились у садовой ограды и притихли, вслушиваясь в ночь, различая в сладком запахе прели, среди догорающего тепла, чуть заметный осенний холодок.
— О господи! — мрачно подумал Доди Хорнбрук. — Лесные птицы будут жаться к ветвям и топорщить перья под мартовским дождем, а мое сердце так и останется лежать холодным камнем на лугу Дэна Поуни.
Он совсем извелся, глядя на их сплетенные руки и запрокинутые счастливые лица под бледно светящимся небом. Его сердце вспыхивало и гасло, как оплывающая свеча. Он слушал, как они шепчутся, и хмуро глядел на луну, отраженную в пруду.
«Она любит его», — без конца повторял Доди той ночью. Его пальцы выводили эти слова на одеяле. Она любит его. Она ездила кататься с Падом Стэверсом, и она любит его. Доди не сомневался, что в этом виновата луна. Луна в форелевом пруду Дэна Поуни. Разве стала бы такая девушка, как Дейзи, сидеть на лугу с этим Стэверсом, если бы ее не околдовали? И разве луна не всегда ворожила влюбленным — с тех самых пор, как земля впервые повернулась на своей скрипящей оси?
Он не спал всю ночь и к утру понял, что ему надо сделать.
— Так оно и есть! — говорила его мать за ужином на другой вечер. — Я сразу догадалась, а теперь знаю наверняка, Доди Хорнбрук! Тебе нравится эта девушка, молоденькая красотка из Арканзаса. Почему ты не позовешь ее в кондитерскую Такера и не угостишь мороженым?
И вдруг он горячо заговорил с матерью; его руки метались, как дикие птицы, выводя в воздухе отчаянные, горькие слова, которые он долго скрывал. Кто захочет жить с немым? Какая девушка выберет парня, не способного даже сказать о своей любовной тоске? И потом, он же видел, как она сидела с Падом Стэверсом при свете луны. Луна заворожила ее сердце, и этой ночью она полюбила Пада.
— Доди, Доди! При чем здесь луна? — кричала его мать. — Ты можешь понравиться девушке не меньше, чем этот глупый мальчишка Стэверс! И неважно, что ты немой! Что ты знаешь о женском сердце?
Но Доди Хорнбрук, казалось, в тот вечер не только онемел, но и оглох. Едва стемнело, он пошел в сарай и принес оттуда крепкий холщовый мешок. Потом направился на луг Дэна Поуни, к форелевому пруду, где обитала вольная луна. Она была там, в черной прозрачной глубине — сияющая, морозная, со всеми своими долинами и горами. Время от времени Доди видел, как жирная форель проплывает над нею. Он по пояс вошел в ледяную воду; рыбы скользили по его голым ногам и снова погружались в молчаливую темноту своего мира.
— Как еще может немой признаться в любви? — размышлял он с тоскливой, острой болью в груди. Дейзи испугается, если он придет к ней — такой, какой он есть, — и попытается знаками рассказать о своих чувствах. Но если у него в руках будет подарок, который стоит целого мира слов? Настоящая луна, холодная и яркая! Разве есть лучший способ говорить о таких вещах?
Склонившись, он запустил обе руки в темную воду и крепко схватил луну. Когда он поднял ее, прохладный осенний свет, бледный, словно огонек светляка, озарил его лицо, и его дрожащий двойник отразился в пруду. Доди был удивлен: луна оказалась совсем не такой тяжелой, как он думал. На ощупь она была необычайно гладкой, как большая круглая снежная дыня, покрытая утренней росой. Он спрятал ее в холщовый мешок, перекинул его через плечо и со всех ног побежал к дороге.
Ночь была черна, как пасторский сюртук. Доди еще прибавил шагу: тусклое сияние сочилось из мешка, пробиваясь сквозь редкую ткань. Совесть слегка тревожила Доди — все-таки он совершил кражу. Неизвестно, как это скажется на подагре его отца, не говоря уж о морских приливах… Но дело было начато, и оставалось только довести его до конца.
По дороге он вспоминал слова своей матери.
— Думаешь, ей так важно, что ты немой? — говорила она за ужином. — Думаешь, это отпугнет девушку, даже если она поймет, что ты ее действительно любишь? Доди, ты не знаешь, сколько на свете женщин, которые слышат от своих мужей только грубые, злые слова. Доди, Доди! Женское сердце!..