- Нет, я не фокусник и не ясновидец, - сказала она. - Просто у вас было точно такое же лицо, как в тот вечер, когда вы диктовали статью о парикмахере. Этот парикмахер говорил, что у нынешней молодежи одинаковые глаза... Осторожно - правый поворот запрещен! Нам нужно музыкальное училище. Оно должно быть где-то на этой улице. Та самая женщина, знакомая моей сестры, у которой тоже изменился голос после визитов к зубному врачу, назначила встречу ровно на одиннадцать... Не забыли?
Нет, я ничего не забыл. И внутренне был готов к встрече с кем угодно, хоть с самим дьяволом, только бы доискаться причин, по которым Марина сначала захотела, чтобы я разгадал секрет "внезапно запевших" (так мы именовали их в последние недели), а затем сама стала упрашивать прекратить розыски. Чтобы понять, за что меня вознамерилась утопить в самом синем на земле море решительная, как хоккеист у ворот соперника, дама по имени Ирина, почему, наконец, не стал со мною говорить откровенно тот же Юра? Что они все скрывали? Чего боялись? Какую тайну берегли? Может быть, этой тайны и вовсе не было? Но я вспомнил "стеклянное" звучание голосов Юры и Ирины - резковатых, без полетности, даже без намека на то удивительное вокальное эхо, которое во многом стало открытием Федора Ивановича Шаляпина. Даже после того как певец заканчивает фермату, голос его еще некоторое время как бы звучит под сводами зала. Это и есть вокальное эхо...
Музыкальное училище находилось в бывшей загородной резиденции графа Эстергази. Ко входу в маленький "карманный" дворец вела через парк дорожка, усыпанная мелким речным песком. Сердце перестало покалывать. Но я с трудом поспевал за Флорой. И даже на второй этаж поднялся не без труда.
В маленьком уютном зале с камином, обложенном сюжетным гуцульским кафелем, сидели трое. Мужчина и две женщины. Лиц двух других я бы сейчас уже и не вспомнил, что же касается ее, той самой, ради которой мы и совершили путешествие, то я вряд ли когда-либо забуду огромные печальные карие глаза и робкую улыбку человека, стесняющегося своего уродства и себя самого. Она была горбата.
- Да, да, меня зовут Валентина Павловна. - И, обратившись к Флоре: Это вы звонили мне по междугородному? Выйдем в коридор.
Женщина повела нас к огромному венецианскому окну. За ним - как открытка - раскинулся карабкающийся на холмы город, утопающие в виноградниках домики с красными черепичными крышами. Рай, да и только! Здесь бы поселиться после выхода на пенсию. В той безумной гонке, какой была моя жизнь в последние годы, я и позабыл о том, что существуют тихие, защищенные горами долины, куда никакому урагану не ворваться, где всегда покойно и так легко дышится. Флора тронула меня за рукав. Действительно, я совсем не вовремя задумался. Горбатая женщина говорила о чем-то горячо, настойчиво, и я, наверное, пропустил что-либо важное.
- Поймите мое положение и мои чувства... Мне всегда чудилось в этом что-то неэтичное, неестественное. Если бы вы знали, сколько пришлось передумать, выстрадать за последние полтора года. Но секрет принадлежит не мне одной. И я не имею права ни о чем конкретно говорить.
У женщины были глаза раненого оленя. Сам не знаю, почему мне пришло на ум это сравнение. Где я видел раненых оленей? Усмехнувшись, подумал, что все мы в большей или меньшей степени в плену литературных шаблонов - и те, кто пишет, и те, кто только читает.
- Чему вы смеетесь? - Женщина неверно истолковала мою улыбку. - Над людьми вообще нельзя смеяться. Никогда! Пусть даже они ошибаются. Сейчас же возвращайтесь назад, в свой город.
- Но я улыбнулся по совершенно другому поводу... Собственным мыслям, если хотите...
- И мы не уедем, пока не поговорим откровенно. Так ведь? - вмешалась Флора. - Конечно же, именно так. И вы это знаете. И мы это знаем. Не проще ли...
- Хорошо, - сказала женщина, глядя на нас снизу вверх. - Оставьте мне адрес. Я напишу вам письмо. Правда, обязательно напишу. А сейчас больше ни о чем говорить не стану. Не имею права. И вот еще что, запишите телефон. Да, да, это там у вас, в вашем городе... Единственный человек, который может объяснить все... Только он... Вы записываете? Двойка, тринадцать, сорок четыре... Он знает, я ему только что звонила... Письмо я все равно вам напишу. До свидания!
