Внезапно позвонила Флора. Я ждал ее звонка, но, конечно, никак не мог предположить, что наш разговор с ней будет таким добрым, легким. Он мигом смыл тяжесть с души.
- Ушли? - спросила Флора.
- Давно.
- Они вас мучили бессмыслицей и сомнениями?
- Что-то вроде этого.
- Когда же мы поедем в Закарпатье? К той самой певице, знакомой моей сестры... Адрес я узнала.
- А вы считаете это необходимым?
- Еще бы! Если не докопаемся до сути дела, то так и будем всю жизнь ходить испуганно-удивленными, как эта ваша Марина и писатель в очках. Завтра я приду без пяти девять.
5
В придорожном кафе, у села со странным названием Тухолька, мы выпили кофе. Флора села за руль. Серпантин карабкался к вершине горы, поросшей серо-голубым лесом. Это была знаменитая карпатская смерека - родная сестра наших елей и сосен. В прохладные дни карпатские леса стыдливо кутались в туманы, а в жаркие, как сегодня, над ними висело голубоватое марево. В окно рвался горячий пряный воздух. Было душно, и клонило ко сну.
- Пристегните ремень! - сказала Флора.
- На этой дороге автоинспекторы редкость.
- И все же пристегните. Я не такой опытный водитель, как кажется.
Почему она сказала "как кажется"? Угадала мои мысли? Вела она машину отлично. Не лихо, а разумно. Сбрасывала обороты именно там, где нужно было, в повороты вписывалась аккуратно, не пересекая белой осевой линии.
День был не просто жарким - он душил жарой. Воздух казался липким. Сосредоточенное лицо Флоры не давало мне покоя. Очарование молодости? У Флоры дерзкий взгляд и дерзкий язык. И удивительно длинная шея, мягко переходящая в плечо. Даже не определишь, где кончается шея, а где начинается плечо.
- С какой стати вы так подробно меня рассматриваете? - заметила Флора. - Что, у вас не было времени сделать это раньше?
- Извините, - смутился я. - Но еще древние греки, а может, кто-нибудь еще и до них открыл объективную ценность женской красоты. Да и вообще, мне дозволены некоторые вольности в разговоре. Я ведь вам в отцы гожусь.
- В слишком молодые отцы... Да и к тому же в приемные.
- Ну а в ином качестве я, кажется, никому никогда не годился.
- Вспомнили, что были когда-то Онегиным? В каждом Онегине, если к нему хорошенько присмотреться, сидит и пылкий Ленский, и рассудочный Гремин. Полагаю, сегодняшний Гремин был бы подписчиком журнала "Здоровье" и охотно помогал бы жене по хозяйству.
- Долго вы все будете меня корить Онегиным? Я ведь сам, добровольно ушел со сцены. Повинную голову меч не сечет.
- В том-то и дело, что речь надо вести не о повинной голове. Вы тогда просто струсили.
- Почем вам знать, струсил я или не струсил? Вы тогда пешком под стол ходили!
- Побоялись быть певцом средней руки. Вот и все дела.
- Не побоялся, а не захотел. И дело не в гордыне. Но всегда считал, что делать все надо максимально хорошо. Великолепно сработанная табуретка так же совершенна, как любая из пьес Шекспира. Честный и хорошо работающий столяр может на равных говорить с кем угодно - от Магомета до Гете включительно.
- И в журналистике вы надеетесь все делать максимально хорошо?
- Во всяком случае, стремлюсь к этому.
- Верно! - неожиданно согласилась Флора. Во время всего разговора она ни разу не обернулась в мою сторону, казалось, ее занимают только крутые повороты дороги, ведущей к перевалу. - Вы, конечно же, сказали правду. Но нельзя ли попроще?
- Вы, Флора, слишком современны и решительны в словах и поступках.
- А разве лучше быть архаичной, как Марина? Послушайте, на корреспондентском пункте единственными реальностями были я сама да еще тот кофе, который я вам ежедневно варила... А все остальное - суета, чепуха и словоблудие.
- Флора, вам сейчас придется выслушать мои отеческие наставления.
- Поменяемся местами? - Флора нажала на тормоз. - Устала. - Тут она наконец посмотрела на меня. Серьезно. Без улыбки. И вдруг подмигнула: - До роли приемного отца вы еще не доросли. Это несомненный факт.
Она уселась поудобнее на сиденье справа от меня, пристегнула ремень и надела темные защитные очки.
Навстречу неслись белые оградительные столбы. Внизу, за нами, начинался обрыв. Достаточный, чтобы костей не собрать, - метров шестьсот. А справа стеной тянулся мощный лес.
