– Не могу сказать, Перрин Айбара. – В лице Неварин не было сочувствия, оно вообще ничего не выражало. Айильцы могли бы поучить бесстрастности Айз Седай. – Против обычаев – захватывать мокроземцев, разве что древоубийц, но теперь все изменилось. Также против обычаев убивать без необходимости. Но многие отказались принять истину объявившегося Кар’а’карна. Некоторые не вынесли откровения и бросили свои копья, однако могли и вновь за них взяться. Другие просто ушли, чтобы жить так, как, по их убеждению, мы должны жить. Я не могу сказать, станут придерживаться обычаев или откажутся от них те, кто покинул клан и септ. – При последних словах глаза ее сверкнули, и только этим она выразила свое презрение к тем, кто покинул клан и септ.
– О Свет, женщина, ну хоть что-то ты должна знать! Наверняка о чем-то догадываешься!..
– Не будь неразумным ребенком, – отрезала Неварин. – Мужчины часто глупеют в таких ситуациях, но ты нам нужен. Думаю, мокроземцы не станут уважать тебя больше, если нам придется связать тебя, чтоб ты успокоился. Ступай в свою палатку. Если не можешь обуздать свои мысли, напейся до бесчувствия. И не мешай нам – у нас совет. – Неварин нырнула обратно в палатку, и упавшие за ее спиной клапаны вновь задергались под завязывавшей их изнутри рукой.
Перрин задумчиво смотрел на опустившийся полог, большим пальцем поглаживая лезвие ножа, потом убрал его в ножны. Если он ворвется туда, Хранительницы вполне могут поступить так, как пригрозила Неварин. И вполне могут так ничего и не сказать. Вряд ли она стала бы скрывать какие-то тайны – не то время. Во всяком случае, не стала бы скрывать то, что касалось Фэйли.
На вершине холма, которую покинуло большинство двуреченцев, стало гораздо тише. Оставшиеся по-прежнему настороженно поглядывали на гэалданский лагерь, топтались на ветру, но молчали. Сновавшие туда-сюда гай’шайн двигались почти бесшумно. Деревья отчасти заслоняли гэалданский и майенский лагеря, но Перрин видел, что и там, и там грузят подводы. И все же он решил оставить людей на страже. С Арганды станется попытаться усыпить бдительность Перрина. Если от человека так пахнет, он вполне может оказаться…
«Неразумным ребенком», – с горечью додумал он.
На холме Перрину делать было нечего, так что он отправился к своей палатке. К палатке, в которой он жил с Фэйли. Эти полмили он даже не шел, а ковылял, порой увязая по колено в снегу. Он поплотнее закутался в плащ, чтобы тот не хлопал на ветру и чтобы стало теплее. Бесполезно – тепло ему все равно не было.
В двуреченском лагере царила суета сборов. Мужчины и женщины из кайриэнских поместий Добрэйна грузили повозки, все еще стоявшие по кругу, и седлали лошадей. По такому глубокому снегу повозки катились бы не легче, чем по грязи, поэтому колеса сменили на широкие деревянные полозья и подвесили до времени на бортах телег. Кайриэнцы, закутанные от непогоды и оттого казавшиеся раза в два толще, только посматривали на Перрина, занятые своим делом, но почти каждый двуреченец, завидев его, застывал на месте и смотрел вслед, пока кто-нибудь, ткнув в бок, не возвращал зазевавшегося к предотъездным хлопотам. Перрин был рад, что они ограничиваются только взглядами и не лезут со словами сочувствия. Иначе он того и гляди не выдержал бы и разрыдался.
Впрочем, и здесь ему как будто нечего было делать. Его большую палатку – его и Фэйли – уже сложили и погрузили на повозку, вместе с обстановкой и прочим. Базел Гилл, держа в руках длинный список, расхаживал вдоль повозок. Этот коренастый человек, похожий чем-то на запасливую белку в кормушке с зерном, взял на себя обязанности шамбайяна и теперь занимался хозяйством Фэйли и Перрина. Больше привычный к городу, чем к путешествиям в глуши, он страдал от холода и потому надел не только плащ, но и толстые шерстяные рукавицы, обернул шею толстым шарфом, а на голову натянул треух с опущенными ушами. При виде Перрина Гилл почему-то вздрогнул, что-то пробормотал, мол, надо за повозками присмотреть, и быстро-быстро убежал прочь. Очень странно.
Потом Перрину пришла на ум одна мысль, и он, найдя Даннила, распорядился каждый час сменять людей на холме и обязательно всех накормить горячей едой.
