– По-моему, ему до них дела нет, – пробормотал лощеный малый. В его речи явственно слышался мурандийский выговор, хотя лихо закрученные усы и так говорили, откуда он родом. Он сосредоточенно перекатывал между пальцев серебряную монету, что, казалось, ничуть не мешало его разговору с Логайном. – Слышал я, сам лорд Дракон велел М’Хаэлю выкорчевать в Двуречье все мужское, что способно направлять. Под корень извести. И тот стольких привел, что я удивился, как он не приволок заодно барашков с петушками.
Его острота была встречена ухмылками, но ровный тон Логайна пресек их, как отрезал.
– Что бы ни приказывал лорд Дракон, я надеюсь, мои приказы совершенно ясны.
На этот раз коротко кивнули все, а кое-кто даже пробормотал: «Да, Логайн» и «Как скажешь, Логайн».
Тувин поспешила стереть с лица презрительную усмешку. Невежественные олухи. Башня принимает девочек младше пятнадцати, только если они уже начали направлять Силу. Впрочем, остальное из услышанного представляет определенный интерес. Опять Двуречье. Чуть ли не каждый твердит, что ал’Тор повернулся спиной к своей родине, однако Тувин не была в этом уверена. Почему Габрелле за ней наблюдает?
– Прошлой ночью, – помолчав, заметил Сандомер, – я узнал, что М’Хаэль дает отдельные уроки Мишраилю. – Он потеребил остроконечную бородку с таким довольным видом, точно отыскал драгоценный самоцвет.
Возможно, так и есть, но Тувин не могла сказать, чем же ценно его сообщение. Логайн медленно кивнул. Другие молча переглянулись, лица их были будто высечены из скалы. Глядя на них, Тувин испытала разочарование. Слишком часто так случалось: они не видели смысла комментировать какие-то события – или боялись? – и она не понимала сути происходящего. Она чувствовала, что за умалчиванием этим кроются драгоценные зерна, но достать их была не в силах.
Низкорослый, едва по грудь Логайну, но широкоплечий кайриэнец открыл было рот, но Тувин так и не узнала, хотел он сказать еще что-то о Мишраиле или о другом.
– Логайн! – По улице во всю прыть, громко топоча сапогами, несся Вэлин Каджима. Мелко позвякивали колокольчики в его косичках. Еще один посвященный, чересчур улыбчивый мужчина средних лет, он тоже был с Логайном, когда тот пленил Тувин. Каджима был связан узами с Дженаре. Он тяжело дышал, и улыбки на лице его сейчас не было. Протолкавшись к Логайну и едва переведя дыхание, Каджима заговорил: – Логайн, из Кайриэна вернулся М’Хаэль. На доске у дворца он написал имена новых дезертиров. Ты не поверишь, кто они!
И срывающимся от волнения голосом он единым духом огласил имена. То и дело его прерывали изумленные восклицания других, так что Тувин почти ничего не удалось расслышать.
– Посвященные и раньше дезертировали, – пробормотал кайриэнец, когда Каджима договорил, – но такого никогда не случалось с теми, кто получил звание Аша’мана. А теперь семеро? И сразу?
– Если мне не веришь… – начал Каджима, нервно вытягиваясь во весь рост. В Арафеле он был писцом.
– Мы тебе верим, – поспешил его успокоить Генхальд. – Но Гедвин и Торвал, они же из людей М’Хаэля. Рочайд и Кисман – тоже. С чего бы им дезертировать? Он давал им все, впору королям.
Каджима недовольно покачал головой, отчего его колокольчики тихонько зазвенели.
– Вы же знаете, в списке только имена. О причинах никогда не говорится.
– Тем лучше – пусть катятся, – прорычал Курин. – А еще лучше, если не нам придется их теперь выслеживать.
– Вот других я не пойму, – вмешался Сандомер. – Я был у Колодцев Дюмай. И видел потом, как выбирал лорд Дракон. Ну, Дашива, этот как всегда, в облаках витал. Но Флинн, Хопвил, Наришма? Счастливее людей не было. Они были все равно что ягнята, которых в амбар с зерном пустили.
Седоватый крепыш сплюнул.
– Не знаю, у Колодцев я не был, но побывал на юге, против шончан. – Выговор у него был андорский. – Видать, ягнятам не так понравилось на скотобойне, как в амбаре.
Логайн сложил руки на груди и слушал, не вмешиваясь в разговор. Его непроницаемое лицо, точно маска, скрывало все мысли. А потом он спросил:
– А тебя, Канлер, беспокоит скотобойня?
Андорец поморщился, потом пожал плечами.
