Беслан повернулся, бросил на Мэта хмурый взгляд.
– А ты не вернешься с нами? Мэт, если ты опять вздумаешь заплатить за место на корабле… Ты же знаешь, теперь она будет не столь тактична.
Мэт ответил на взгляд сына королевы не менее хмурым взором.
– Я просто хочу немного пройтись, – соврал Мэт.
Едва он доберется до Таразинского дворца, как Тайлин примется ластиться к нему и нежничать. Это не так уж и плохо – совсем неплохо, – за исключением одного: Тайлин совершенно не волнует, что кто-то видит, как она гладит его по лицу и шепчет на ушко свои нежности, – даже если это родной сын! Кроме того, вдруг катящиеся в голове игральные кости остановятся именно в тот момент, когда он окажется рядом с ней? Ведет себя как собственница – это еще мягко сказано. Кровь и пепел, не ровен час, этой женщине взбредет в голову выйти за него замуж! Мэт не хотел жениться, пока не хотел, но на ком женится, он уже знал. И это была вовсе не Тайлин Квинтара Митсобар. Только вот что ему делать, коли она решит по-другому?
Вдруг Мэт вспомнил слова Тома – «рискованное дельце». Он знал Тома и знал Беслана. Олвер, открыв рот, во все глаза пялился на шончан, а те во все глаза пялились по сторонам. Олвер уже собрался убежать, чтобы посмотреть на них поближе, но Мэт успел вовремя схватить вырывавшегося мальчишку за плечо и толкнуть в руки Тому.
– Отведи паренька во дворец и займись с ним чем-нибудь, когда Риселле закончит свои уроки. И забудьте о том безрассудстве, что у вас на уме. Не то ваши головы окажутся на помосте у ворот, а заодно и голова Тайлин. – Да и его собственная. Вряд ли о нем позабудут!
Двое мужчин ответили ему ничего не выражавшими взглядами, что только укрепило подозрения Мэта.
– Наверное, мне стоит прогуляться с тобой, – наконец промолвил Том. – Вот и поговорим. Ты невероятно везуч, Мэт, и у тебя есть склонность, скажем так, к рискованным приключениям. Верно?
Беслан кивнул. Олвер вертелся в руках Тома, стараясь смотреть сразу на весь чудной народ на улице и нисколько не интересуясь, о чем толкуют старшие.
Мэт кисло хмыкнул. Почему люди всегда хотят от него геройства? Раньше или позже, но конец будет один – его убьют.
– Не о чем разговаривать. Беслан, они – здесь. Если ты не смог помешать им высадиться, то ясно как день, что не сумеешь и выгнать. Ранд с ними разделается, если можно хоть в чем-то положиться на слухи. – В голове его вновь закружились цветные кляксы, изгнав на мгновение стук костей. – Ты же дал эту проклятую клятву ждать Возвращения. Мы все ее дали. – Отказ означал бы кандалы и работу в доках или на расчистке каналов в Рахаде. Отчего, по мнению Мэта, эту клятву и клятвой-то считать нельзя. – Дождись Ранда. – Цветные пятна снова возникли и пропали. Кровь и пепел! Придется, видно, перестать думать о… О некоторых людях. Опять закружились цветные пятна. – Все еще будет хорошо, дай только время.
– Ты не понимаешь, Мэт, – с горячностью заявил Беслан. – Да, мать по-прежнему сидит на троне, и Сюрот говорит, что она будет править всей Алтарой, а не только Эбу Дар и его окрестностями. Намекает и на что-то большее. Но мать вынудили пасть ниц и поклясться в верности какой-то женщине по ту сторону океана Арит. Сюрот говорит, мне нужно жениться на ком-нибудь из Высокородных и обрить голову по бокам, а мать слушает ее. Пусть Сюрот прикидывается, что они ровня, но мать вынуждена слушать, когда говорит Сюрот. И что бы там Сюрот ни говорила, на деле Эбу Дар больше не наш, и остальное нашим уже не будет. Может, и не получится прогнать их силой оружия, но можно сделать так, что в этой стране им будет очень горячо. Белоплащники уже ученые, на своей шкуре узнали. Спроси у них, что они называют «Алтарским полуднем».
Мэт мог и сам догадаться, никого не спрашивая. Он прикусил язык, чтобы не сказать юноше, что в Эбу Дар сейчас шончанских солдат больше, чем было белоплащников во всей Алтаре во время Белоплащниковой войны. Да и хорошенькое место они нашли языками чесать, – улица, где полным-полно шончан, пусть даже большинство из них фермеры и ремесленники.
– Нет, я понимаю, ты так горяч, что готов свою голову на пику посадить, – тихо произнес Мэт. Так тихо, как только мог, но стараясь, чтобы его все-таки услышали в оглушительной мешанине голосов, мычания и блеяния скота, гусиного гогота. – Тебе известно об их слухачах. Им вполне может быть вон тот парень, который на конюха смахивает. Или вон та тощая женщина – с узелком за спиной.
