гораздо в больших количествах, чем «та самая», потому что
покупали ее не только для людей, но и для скота. Микстуры доктор
обычно готовил, заливая смеси трав и порошков обычным виски.
Смесь обычно подбиралась из того, что имелось в наличии и
приблизительно подходило по требуемому действию, самыми
популярными были запросы «от простуды» и «от поноса».
Я бы сказал, что понос является национальным бедствием
в Штатах, если бы не был уверен, что и в остальном мире
наблюдается то же самое: мало того, что снова откуда-то из Азии
нагрянула холера, так еще и своя родная дизентерия никуда
не делась. Большинство людей, которые в 1848 году двинулись
через
весь
континент
за золотом
и так
до Калифорнии
не добрались, погибли в дороге вовсе не от стрел индейцев,не от клыков и когтей диких животных, не от пуль бандитов,а от совсем не героических кишечных инфекций. И в первый год
войны армии и южан, и северян косили большей частью не пули
и снаряды, а вирус кори и холерный вибрион, — ну и еще всякие
разные микроорганизмы, названий которым я не знаю. Правда,ни про вирус, ни про вибрионы доктора пока не знали, а о роли
микроорганизмов вообще не догадывались, и списывали все
болезни на действие миазмов, но я-то из будущего, я знаю, отчего
болезни бывают. И хотя в прежней жизни я особенным чистюлей
и не был, теперь правила гигиены соблюдать пытался, насколько
это было возможно, потому что заболеть брюшным тифом или
чем-то вроде того мне не очень хотелось: левомицетин изобретут
еще не скоро, а лучшим средством от поноса считается опиум.
С доктором Николсоном мы не то чтобы сдружились, но начали
приятельствовать, по вечерам играя в нарды (по-здешнему
backgammon) и ведя интеллектуальные беседы. Ну как —
интеллектуальные? Просто хоть слегка подымающиеся над
уровнем разговоров о видах на урожай, ценах на продукты и
сплетен о знакомых. Больше и поговорить в округе было не с кем:Джемми и Келли предпочитали местные темы, Норман был
далеко, а Дуглас так с зимы здесь и не появлялся.
Саймон Ванн иной раз рассказывал что-нибудь интересное,но избегал разговоров о войне. Играть с ним в карты у меня
не получилось:
даже
без
шулерских
трюков,
чисто
на наблюдательности и психологии, Саймон обыгрывал меня
вчистую.
Несколько
шулерских
приемов
он мне
продемонстрировал, и я понял, что в Саймоне пропадает великий
фокусник-престидижитатор.
А может
быть,
и не пропадает.
Он неплохо зарабатывал своей профессией на миссисипских
пароходах до войны, вряд ли цирковой фокусник заработал бы
столько. Война его состояние изрядно проредила, так что после
войны пришлось вернуться к прежней профессии. Но пароходов
стало намного меньше, да и несколько недель назад нервный
пассажир, огорченный проигрышем, прострелил Саймону руку.
В военное время, говорил Саймон, руку с таким ранением без
разговоров ампутировали бы, но в мирное время врача удалось
уговорить. Когда миновала угроза гангрены, появилось опасение,что пальцы скрючит, но тоже вроде обошлось, и сейчас Саймон
восстанавливал подвижность и силу кисти. Я ему простенький
эспандер смастерил из подходящей пружины, так доктор
Николсон посмотрел на тот эспандер и посоветовал мне его
запатентовать — пришлось снова рисовать эскизы, да. А,казалось бы, простейшая штука, как ее раньше не изобрели?
Мой «прогрессорский» блокнот сильно разбух и иногда я его
просматривал: вот это сделать можно... вот это... вот это вроде
никто еще не изобрел, надо бы проверить... но мало было
начертить эскиз, надо было это сделать, а вот тут я буксовал.
За последний год я, конечно, много чего научился делать, что
раньше мне и в голову не приходило, но все ж таки руки у меня
не мастеровитые, для многих операций других людей надо было
нанимать, а с финансами у меня по-прежнему было негусто.
