А вот Дракон…
Темному шеру-дуо Бастерхази нечего противопоставить самому Ци Вею, императору и шеру-зеро. Но потомку Алого Дракона есть что сказать своему предку. И Алый Дракон знает, что Роне, как истинный сын Огня, не отступит.
Разве что Дайм сам, в глаза, скажет Роне, что по собственной воле и собственному выбору отказывается от него.
Но Дайм не скажет этого никогда.
Ни-ко-гда.
Пока же…
— Нинья! — подозвал он химеру, взлетел в седло и устремился прочь.
Шкатулка с цветком лотоса жгла кожу искушением — принять дар, вдохнуть чарующий аромат, забыть о боли, одиночестве и несбывшейся мечте. Стать свободным. Счастливым. Мертвым.
Кошмаром.
О, Роне шер Бастерхази прекрасно знал, во что превратится, если не найдет способа вновь стать живым. Даже самый сильный некромант не может бесконечно удерживаться на грани между жизнью и смертью. И если с этой грани сорваться — империя получит не то чтобы умертвие. Не то чтобы лича. Ведь ни умертвия, ни личи не имеют собственной силы, пользуются лишь заемной. А то, чем станет Роне — останется темным шером. Первой, дери ее семь екаев, категории. Только безо всяких глупых ограничений вроде любви, сочувствия, милосердия, морали и прочая, прочая. А, да. Еще совесть. Впрочем, совести у Роне никогда не было, для темных шеров она не предусмотрена.
Вместо совести у него был Дайм.
Пока еще есть Дайм.
И светлое сердце, еще не совсем мертвое. Интересная научная задача: сохранить живым разорванное светлое сердце в теле темного шера, не имея под рукой ни одного светлого шера, способного это сердце исцелить.
— Как думаешь, дохлая деревяшка, я сумею?
— Куда ж ты денешься, Ястреб, — проворчал медальон. — Есть идеи, как это сделать?
— Ну… если не учитывать возможности плюнуть на все и стать тем, кем меня все считают…
— Не учитывать. Это скучно и пошло.
— Тогда мне нужна лаборатория, источник энергии, хороший защитный барьер и достаточное количество биоматериала.
— То есть идея у тебя есть?
— Есть. Несколько спорная, и не факт, что трансформация окажется устойчивой. Однако что я теряю?
— Голову, — снова проворчал призрак Ману, вылетая из медальона и принимая форму такого же, как Роне, всадника на химере. — Хоть она у тебя и дурная, Ястреб, но другой нет.
— Осталась сущая малость. Найти источник энергии. Не думаю, что Шуалейда поделится Линзой ради науки.
— Упрямый баран, — обругал его Ману.
Что Роне проигнорировал и продолжил думать вслух:
— Вот ты, специалист по Линзам, скажи мне. Ведь сломанная Линза по-прежнему генерирует силу, просто эта сила несколько искажена, а потоки запутаны.
— Ты чокнутый, Бастерхази.
— Этот факт в дальнейшем подтверждении не нуждается, — фыркнул Роне. — Итак. Берем одну сумасшедшую Линзу, одного сумасшедшего темного шера и одного сумасшедшего призрака, или как там тебя классифицировать, нежить…
— Сам ты нежить. Я — дух. Хорош некромант, духа отличить не может.
— Если ты — дух, то я — драконья задница.
— Очень похож!
— Хватит ворчать. Лучше давай прикинем, как отсюда лучше добираться до Глухого Маяка. Что-то мне подсказывает, что через Цуань морем.
— Слишком долго. Еще месяц дороги ты не продержишься.
— Твои предложения?
— Предложение простое. Лотос продать, письмо Дракона сжечь, нейтрализующим артефактом воспользоваться по назначению — и махнуть темной дорогой.
— То есть ты предлагаешь мне стать окончательно бессердечной тварью.
— Ненадолго, Ястреб. Совсем ненадолго.
— Мне же понравится, Ману. Ни тебе разочарований, ни предательства…
— Ни радости жизни, ни запаха свободы, и любое касание истинного Света не подарит наслаждение, а уничтожит…
— Умеешь ты…
— Поверь, Ястреб. Я хорошо знаю, о чем говорю. И не волнуйся. Если ты сбрендишь окончательно и решишь стать нежитью — я тебя упокою.
— …утешить. Ладно. Где тут ближайший базар и почем нынче дают за волшебный лотос? Хм… сдается мне, придется его продавать оптовику по заниженной цене, а то мы обрушим рынок.
Жизнерадостное ржание Ману и Ниньи было ему ответом. Впрочем, другого Роне и не требовалось.
