Энн допила остатки диетической кока-колы и со стуком поставила пустую банку на стол. В последний раз Арчи видел ее с пышной «афро» на голове. Теперь черные волосы Энн были заплетены в тысячу мелких косичек. Она тряхнула всеми разом, подняв голову.
— Через сутки. Может, раньше.
— Набросок?
— Мужчина от тридцати до пятидесяти. Плюс очевидное.
— Что же?
— Он прилагает определенные усилия, чтобы вернуть свои жертвы. — Энн пожала округлыми плечами. — Его мучает совесть.
— Итак, мы разыскиваем мужчину в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, который страдает от угрызений совести, — подытожил Арчи. «Знакомое состояние?» — подумал он и обратился к Энн: — А раз ему совестно, значит, он уязвим, так?
— Он понимает, что поступает плохо. Да, теоретически на него можно оказать психологическое воздействие — вызвать чувство паники, к примеру.
Арчи оперся на стол, и присутствующие выжидающе посмотрели на шефа. По их лицам Шеридан мог определить, что многие провели бессонную ночь, выполняя служебные обязанности. С каждой проходящей минутой их работоспособность и моральное состояние будут ухудшаться. Их и дальше ждет недосып, еда на ходу и много беспокойства и забот. Это его команда, и он несет за нее ответственность. Арчи знал, что политик из него никудышный. Он ставил людей, которые работали на него, выше тех, на кого работал сам. Это и делало его хорошим руководителем. И до тех пор, пока ему удавалось добиваться практических результатов, вышестоящие начальники терпели его политические промашки.
Арчи десять лет проработал в опергруппе по делу «убийственной красотки», из них четыре года руководил ею — вплоть до поимки Греттен Лоуэлл. На протяжении всего срока он ощущал у себя над головой дамоклов меч обвинений в служебном несоответствии. В итоге детектив вышел победителем из этого противостояния, чуть не поплатившись собственной жизнью. Вот почему в душах людей, сидящих в комнате, теплилась хрупкая вера в него. Отчего ему было еще тяжелее объявить им следующее:
— Прежде чем продолжим, должен поставить вас в известность, что рядом со мной будет постоянно находиться Сьюзен Уорд, литературный сотрудник газеты «Орегон гералд».
Присутствующие оцепенели.
— Знаю, — вздохнув, ответил на немой вопрос Арчи, — это против правил. Но я вынужден пойти на такое нарушение, и, поверьте мне на слово, по серьезной причине. Прошу оказывать Сьюзен Уорд посильное содействие. — Арчи внимательно вгляделся в лица подчиненных, пытаясь угадать их мысли. Наверное, думают, что им подсунули какую-то гламурную сучку. Или продажную карьеристку. А может, выторговали эксклюзивный репортаж в обмен на сокрытие какого-нибудь компромата. «Ничего подобного», — мысленно ответил всем Арчи. А вслух спросил: — Есть вопросы, соображения?
В воздух взметнулись шесть рук.
— Расскажи мне про Арчи Шеридана, — попросила Сьюзен. Во второй половине дня она закончила изучать материалы, которые Дерик выудил из редакционной базы данных и вручил ей вместе с завернутым в фольгу яблоком во фритюре. Он что, подлизывался? А сейчас Сьюзен с блокнотом в руке примостилась на краю стола Квентина Паркера.
Квентин работал в отделе городской полицейской хроники. Толстый и лысеющий, он принадлежал к старой репортерской школе и плевать хотел на журналистские дипломы, а еще больше на ученые степени. Не любил церемониться, зато обожал говорить гадости и наверняка злоупотреблял алкоголем. Но Паркер был настоящий профессионал своего дела, и Сьюзен, без преувеличения, нравился.
Квентин откинулся на спинку рабочего кресла, вцепившись в подлокотники мясистыми пальцами, и ухмыльнулся.
— Долго же ты раскачивалась!
— Надеюсь, ты в курсе, что я пишу серию очерков на Пулитцеровскую премию?
— А ты в курсе, что эта серия досталась тебе через твое влагалище? — Паркер пренебрежительно фыркнул.
— Мое влагалище способно творить чудеса! — Сьюзен одарила его лучезарной улыбкой.
— А тебе не приходило в голову, что ты моя внебрачная дочь? — Паркер загоготал и окинул ее любящим взглядом.
— Разве у твоей дочери могут быть розовые волосы?
Он замотал головой, болтая отвислыми щеками.
