— Беру, не нервничай. Значит, после «Смерти» и обратился к «Надежде».
— Это та, что в саду?.. Великолепная работа.
— На кого похожа девушка — на Веру?
— Нет. Лицо мне незнакомо.
— Знаешь, Семен…
— Сема. Я привык.
— Сема, привези мне статуэтку, а? Я хочу сравнить и понять, чем занимался последние денечки, может, что-то вспомнится.
Он дико на меня посмотрел.
— Это невозможно, она укреплена.
— В вашей скупке, что ль?
Сема отер пот со лба и произнес глухо:
— На могиле?
Я уже замечал, что любые атрибуты смерти отзываются во мне ощущеньем болезненным. Но все-таки уточнил шепотом:
— На чьей могиле?
— Моей жены.
— О, виноват. Все время совершаю промахи, потому что не знаю, о чем можно спрашивать, а о чем… — я умолк, но любопытство пересилило. — Отчего она умерла?
— В автомобильной катастрофе.
— Когда?
— 9 мая.
— Когда мы тут…
— 9 мая, — повторил он как-то «замогильно». — 12-го ее похоронили, вы с Ванюшей несли гроб. А также я и отец Нели.
— Нели?
— Ее звали Ангелина. Ты любил ее, Макс.
— В каком смысле?
— В человеческом. Вообще к женщинам ты относился с некоторым пренебрежением, а Нелю любил.
— Вы с ней были у меня 9-го?
— Я не пил, клянусь! Меня, кстати, проверили. Очень темная ночь, не заметил каток у вас тут, на Каширском. Точнее, слишком поздно заметил, вильнул на обочину, в дно канавы врезался.
— Сильно пострадал?
— Нет, в руль вцепился, аж руки одеревенели. Макс, не могу об этом вспоминать.
Но я уже вошел в раж и продолжал безжалостно:
— А машина?
— Тоже цела. А Неля ударилась виском… Макс, не могу…
— Надо!
— Ты всегда был жесток.
— Прости, сделай милость. Мой портрет из предыдущей жизни проступает весьма непривлекательным. И что вы все находили в моем обществе!
— Ты был Мастер, Макс. С большой буквы, — заявил Сема жестко. — Гению многое позволительно, — глаза блеснули. — Но не все!
— Если я так же насчет «гения» считал, то получил по заслугам.
По головке. Милиция проверила, участвовала ли Вера в киносъемках под Каширой?
— Официально, нет, проверено. Но там народу много было — батальные сцены, — не исключено, у кого-то жила.
— А, так, может, мой соперник актер. Или режиссер.
— Соперник?
— В письме Вера порвала со мной.
— Серьезно?
— Наверное, серьезно, раз оставила записку подруге: уезжаю, мол, «медовый месяц».
— Вообще она была порядочная потаскушка! — вырвалось у Семена.
— И меня превратила в свинью? Возможно, и тебя! И Ивана Петровича?
— Чего ты его так называешь? — уклонился мой друг от ответа.
— Невропатолог мне известен только в качестве врача. Он установил, что во мне атрофировался инстинкт секса и творчества.
— Восстановится, Макс.
— Не уверен, что я этого хочу.
— Ты очень много работал, в сущности, только этим и жил.
— А женщины?
Сема закурил сигарету — тоже «мальборо» — и заявил задумчиво:
— Ты не придавал своим связям серьезного значения — наверное, поэтому имел над женщинами безграничную власть. Но Вера — особая статья.
— Почему?
— Потому что ведьма.
— Да ну тебя!
— Нет, скажи! Какого черта она пришла сюда 10-го, если 7-го порвала с тобой?
— А может, ее пленил изумруд?
— Похоже… Макс, похоже, так — воскликнул Сема. — Она по драгоценностям с ума сходила… И по дороге на станцию, ну, тогда еще — 3-го, все про камень расспрашивала. А я, кретин, соловьем разливался!
— Но письмо все-таки отослала.
— Правильно. А потом пожалела, приехала подольститься, камешек выманить… — проговорил Сема с истинной злобой и вдруг запнулся. — Макс, я так и не понял: убита она или нет?
— По последним сведениям, Вера превратилась в статую.
Он не стал переспрашивать, обзывать меня помешанным, только ссутулился, уставился в овальное оконце, где за узорной решеточкой небо синее такое, сверкающее.
— У тебя есть ее телефон?
Семен вздрогнул.
— Чей?
— Веры… ну, подружки.
Он достал из сумочки на поясе шикарную авторучку и записал телефончик прямо на своей визитке с золотым Авадонной. Помнит наизусть!
— Я такого Ангела слепил?
— Точь-в-точь.
— А чья идея была?
— Моя.
— И где он?
— Я же сказал…
— На каком кладбище?
— Зачем тебе?
— На каком?
— На Успенском. Зачем тебе?
— Не знаю… Я болен, Сема. У меня раздвоение личности.
— Ванюша поставил такой диагноз?
