– А тебе что за дело? Я так понял, она всего-навсего обычный летний романчик.
– Я не настолько бессердечен. Не хочу, чтобы она страдала.
– И я этого не хочу. – Он отвернулся и завел беседу с наместником, стоявшим справа от него.
Обычный летний романчик. Уставившись на брызги пены вокруг кружки, я размышлял о том, как уничижающе посмотрела на меня Лия, услышав это, как изогнула губы в презрительной усмешке. Определенно, она мне подыграла. Этот ее взгляд был нужен для подкрепления моих слов. Она должна была понять, почему я так сказал. Но если она просто подыгрывала, то делала это слишком уж убедительно.
Но не только это мучило меня – было еще кое-что. Я разглядел это в ее глазах, движениях, во вздернутом подбородке, расслышал в звенящем голосе там, в камере, где мы оказались рядом. То была незнакомая мне Лия, она говорила о ножах и смерти. Что сделали с ней эти изверги, через что ей пришлось пройти?
Каден, повернувшись ко мне, снова сверлил меня взглядом. Червь вгрызался все глубже.
– Ты всегда принимаешь так близко к сердцу дела своего принца?
– Только когда это устраивает меня. А ты всегда отплясываешь с девушками, которых собираешься прирезать?
У него на скулах заходили желваки.
– Ты мне никогда не нравился.
– Какое горе.
В стол врезался кто-то из наместников, но устоял на ногах. Поняв, что чуть не упал на Кадена, он захихикал.
– Комизар до сих пор там, с этой принцессой? Видать, голубая кровь в новинку даже ему, – он подмигнул и поковылял прочь.
Я подался вперед.
– Ты оставил ее с ним наедине?
– Заткнись, эмиссар. Ты ничего не знаешь.
Я сел на место. Кандалы нещадно впивались в запястья. В висках огнем бились мысли о долгих неделях пути по Кам-Ланто и обо всем, что пришлось пережить Лии.
– Я знаю достаточно, – процедил я сквозь зубы.
Знаю, что, как только скину наконец эти цепи, я тебя прикончу.
Каланта отвела меня назад, в зал Санктума. При виде моего драного платья-мешка раздались сдавленные смешки. Комизар сорвал с меня пояс из веревки, заявив, что такую роскошь еще надо заслужить. Да, всегда найдется, что отнять. Я не сомневалась – он докопается до всего, чем я дорожу, даже до такого, о чем я и сама пока не догадываюсь, что это мне дорого. Докопается и отберет, одно за другим. Мне надлежит играть ту роль, которую он мне отвел, – жалкой особы королевской крови, получающей по заслугам.
Я поняла, что Комизар добился своей цели – это было видно по выражению окруживших меня рож. Он сделал меня совершенно заурядной в их глазах. Сквозь толпу наместников протиснулся Каден. Мы переглянулись, и сердце мое сжалось еще сильнее. Как мог он так поступить? Ведь понимал, что я стану объектом издевательств, и все же приволок сюда? Неужели преданность стране – любой стране – стоит того, чтобы унижать человека, которому ты клялся в любви? Я подтянула мешковину, пытаясь прикрыть плечи. Вырвав меня из хватки Каланты, Каден отвел меня в сторону от похотливых взоров наместников, в тень за колонной. Я прислонилась к ней, радуясь, что могу опереться на что-то прочное. Каден всматривался в мои глаза, он приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать. Беспокойство исказило его лицо. Я поняла, что он совсем не хотел этого, но все случилось как случилось – и произошло это по его вине. Я не хотела снимать с него груз вины. И не стала.
– Так вот, значит, какую жизнь ты мне сулил? Все просто восхитительно, Каден.
Вокруг глаз у него залегли морщины, неизменная выдержка, которой он славился, готова была дать трещину.
– Завтра будет лучше, – прошептал он. – Обещаю тебе.
За нашими спинами сновали прислужники, разнося тяжело груженные подносы с кусками темного жареного мяса. Я слышала, как оживленно переговариваются наместники и голодная братия, как грохотали массивные стулья по камням пола, когда их подтаскивали ближе к столу. Мы с Каденом остались стоять у колонны, будто приросли к ней. В глазах у него я видела раскаяние, а сама ощутила сочувствие – правда, совсем другого рода. Он заплатит за это, как и все остальные, – просто пока он об этом еще не знает.
– Еда на столе, – прошептал он наконец.
