Руфь не ответила, она так сильно стиснула руки, что побелели суставы.
— Ну же, дорогая, — сказал Ван Алден мягче, — не надо бояться своего папы. Я никогда не был чересчур строгим, даже тогда, в Париже… Стоп!
Он остановился, потрясенный.
— Так вот, кто это был, — пробормотал он про себя. — Мне сразу показалось знакомым его лицо.
— О ком ты говоришь, папа, я не понимаю.
Миллионер решительно подошел к дочери и взял ее за руку.
— Послушай, Руфь, ты опять с ним встречаешься?
— С кем?
— С этим типом, который доставил нам столько хлопот десять лет назад. Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.
— Ты имеешь в виду… — она запнулась, — графа де ля Рош?
— Граф де ля Рош, — фыркнул Ван Алден. — Я тебе еще тогда сказал, что он просто мошенник. Ты крепко запуталась в сетях, но я спас тебя.
— Да, — горько сказала Руфь, — и я вышла за Дерека Кеттеринга.
— Ты сама хотела, — резко ответил миллионер.
Она пожала плечами.
— А теперь, — медленно продолжал Ван Алден, — ты снова с ним близка — после всего, что я тебе говорил! Он и сегодня был у тебя — я с ним встретился, хотя сначала и не узнал.
Руфь Кеттеринг уже снова взяла себя в руки.
— Я хочу сказать тебе одну вещь, папа: ты ошибаешься в Армане — в графе де ля Рош, я хотела сказать. О, я знаю, в молодости он попадал в какие-то неприятные истории — он мне о них рассказывал, но ведь он всегда любил меня. Когда ты разлучил нас в Париже — это разбило его сердце, а теперь…
Отец в гневе прервал ее:
— А теперь ты, моя дочь, развесила уши и веришь ему! О Боже!
Он всплеснул руками.
— Вы, женщины, иногда просто непроходимые дуры!
Дерек Кеттеринг так стремительно вышел из номера Ван Алдена, что едва не столкнулся с дамой, шедшей по коридору. Он попросил прощения, и дама, с улыбкой приняв его извинения, прошла дальше, совершенно машинально Кеттеринг отметил ее спокойную манеру держаться, а кроме, того прекрасные серые глаза на миловидном лице.
Несмотря на кажущееся безразличие, Дерек был очень обеспокоен разговором с тестем. Он позавтракал в одиночестве, и все еще слегка озабоченный, поехал на роскошную квартиру, в которой жила балерина по имени Мирель. Нарядная, аккуратная служанка-француженка с улыбкой проводила его в гостиную.
— Входите, месье. Мадам сейчас отдыхает.
Кеттеринг прошел в хорошо знакомую комнату, обставленную в восточном стиле. Мирель возлежала на диване, обложенная бесчисленными подушечками различных оттенков янтарного цвета, который гармонировал с желто-охристым цветом ее лица. Балерина была красиво сложенной женщиной, с лицом, имевшим причудливое очарование. Она приветливо улыбнулась Дереку Кеттерингу.
Он поцеловал ее и упал в кресло.
— Ну, и что ты поделываешь? Наверное, только что встала?
Ее оранжевые губы растянулись в деланной улыбке.
— Нет, — ответила балерина, — я работала…
Она махнула длинной бледной рукой в сторону пианино, на пюпитре были разложены ноты.
— У меня был Амбруаз и он играл мне новую оперу.
Кеттеринг кивнул, не обратив внимания на ее слова. Его не интересовали ни Клод Амбруаз, ни новейшая сценическая постановка «Пер Гюнта» Ибсена. Впрочем, Мирель это тоже интересовало только постольку, поскольку давало ей уникальную возможность сыграть Анитру.
— Изумительный танец! — проворковала она с восторгом. — Я вложу в него всю свою страсть и буду танцевать, вся обвешанная драгоценностями — а, кстати, mon ami, вчера на Бонд Стрит я видела такую жемчужину — черную…
Она умолкла, вопросительно посмотрев на него.
— Девочка моя, — сказал Кеттеринг, — сейчас со мной лучше не говорить о черном жемчуге, ах, радость моя, я на мели.
Она тотчас отреагировала на его тон: села и широко раскрыла глаза.
— Что ты говоришь, Дерек? Что случилось?
— Мой уважаемый тесть, — ответил Кеттеринг, — готовится вышибить из меня дух.
— Не может быть!
— Да, он хочет, чтобы Руфь развелась со мной.
— Как глупо, — сказала Мирель, — и зачем же, позволь узнать?
Дерек Кеттеринг ухмыльнулся.
— Не зачем, а из-за кого?
Мирель пожала плечами.
— Господи, как глупо, — сказала она.
— Очень глупо, — согласился Дерек.
— И что теперь делать? — спросила Мирель.
