Трава зеленая и золотая,
Змея жезла двойная,
Тирс забвенья,
Расточенная радость, ушедшее томленье
В моих мыслях.
Вот эта приплыла с улыбкой
В цветах на лодке зыбкой
Из детства дальних повечерий:
Ее я знал в тишине
У двери
Старого дома, открытой на морскую даль.
Она приносит мне
Свой ясный смех…
Влачатся травы с буйною струею
И радужная раковин эмаль.
Увидишь жизни целой смену,
Услышишь прошлое живое,
Приливы, ветер, пену
И радость и печаль.
Мечтательница, это ты
Облокотилась в платье кротком!
Льет слезы твоя лодка,
Капающие с весел
Медлительно на гладь воды.
Вечерами скуки я слышал твой голос
Стенящий в мачтах и канатах
Как тихая большая птица,
Что по безмолвию крылом влачится.
Я слышу, как вечерами скуки твой голос
Плачет в тени, где Час
Скрылся, на крыльях Безмолвья несясь.
Сладкие мысли,
Струи у берега роптанье,
Сдвиг песков, крыла шуршанье,
Далекий шаг и голос отдаленный,
Узор затейливый травы сплетенной,
Земная кровь, что в жилах бежит
И теплым телом делает гранит,
Сладкие мысли,
Летучие, во всей тщете,
Поющие в вещах о нас,
Качайте раковину полную во мне,
Где засыпает прожитый час,
Сладкие мысли!
Прежде чем терпкий ветер птиц не угнал,
Листья срывая, суша тростник,
Где я когда-то флейты и стрелы срезал,
Я хочу, на пороге сидя, лозой обвитом,
Увидеть вновь уже полузакрытым
Взглядом нам милый Лик,
Что Год скрывает день за днем мелькая,
Улыбаясь тени того, что было мной.
Сентябрь, сентябрь,
Растя пеньку, плоды срывая
Окровавленным вечером, прозрачной зарей
Явился мне ты,
Прямой в плененье красоты,
На золотой листве лесов
На берегу воды
В наряде туманов и шелков,
Пламенея нимбом волос,
Весь в меди, золоте, крови и амбре.
Сентябрь,
С жирным мехом, давящим
Твое плечо всей тяжестью сусла,
Вспотевшим на швах блестящих,
Куда летит жужжа последняя пчела.
Сентябрь!
Молодое вино бродит в бочке и льется
Пенясь в кувшины.
Погреб душист, чердак гнется.
Сноп Лета скошен Осени серпом,
Блестит жернов давя маслины.
Властитель прессов, ульев, жерновов,
Сентябрь, воспетый каждым ручьем,
Слушай трепет звенящих слов!
Вечер прохладен,
От леса тень легла несмело
И за дубами солнце село.
Я сплел своей рукой
Часов корзину —
Иву поющую у реки
И трепетный камыш и плакучий вяз.
Семь стволов было на моей флейте длинной,
Певшей за часом час
В избытке радости или тоски
То лист засохший то зеленый,
То важный год то нежностью плененный.
Вы слушать приходили
Песни сладкие или глухие,
Медлительные иль живые
Из каждого ствола.
Моя корзина полна, возьмите
Тяжелую кисть, набухшую кровью пьяно,
Возьмите мягкую грушу или каштаны
В колючках, что спечет горячая зола,
Возьмите плоды светлых садов
И плоды терпких кустов,
Вкусите кожицу и мякоть,
Царапину иль рану,
Сладкий вкус и горький запах,
Утеху или боль…
Потом идите пить к фонтану.
Уже спешит заря и ночь уж тает,
Медля в сумерках, но все не рассвело.
Дерево замирает.
В воздушной сладости никнет ветра крыло.
Потом засмеется еще незримая Весна.
И прозвенят ее шаги по дороге,
Где гибко и легко к Лету идет она, —
И к дивной Осени, пленительной вдвойне
В томленье, в зрелости, в дремоте,
Придем мы в тишине —
К праматери Весны и дочери Лета.
Живые мы
Услышим ветер зимы,
Вдоль жизни по дорогам
Между стволов и веток, час за часом;
Коснемся мы руки сладкой,
Украдкой,
И душа с душой, с телом тело,
Любить, быть может, будем и страдать.
В моих корзинах будет снова,
Уже иных,
Мед новый пчел других,
Плоды не те, другая мысль и слово.
Я притворился, что Боги мне говорят.
Один весь в струях трав и воды,
Иной отяжелелый от хлебов и кистей лозы,
Иной крылат,
Прекрасен и зол В движеньях легкой наготы,
Еще ко мне сошел
Срывающий с песней цикуты яд
И мысли,
Принесший тирс золотой,
Змею сплетясь со змеей, —
Еще другой…
Я сказал: вот флейты и корзины.
Вкусите от плодов долины,
Услышьте пчел жужжанье
И скромное шуршанье
Сплетаемой лозы и тростника.
Еще сказал я: слушай,
Слушай,
За эхом кто-то есть другой,
На средоточье жизни мировой
Несущий двойной лук и факел двойной,
И кто —
Божественное мы.
Незримый лик!
В медалях вырезал тебя я
На нежном серебре как на бледной заре,
На золоте пылающем как солнце,
На меди потемнелой словно ночь,
На всех металлах тебя являя,
Звенящих ясно, как радость,
