Сердце ночи - страница 16

Шрифт
Интервал
стр.
Я выключил мотор, затормозил.
Плестись так наощупь нет больше сил.
Закурим, постоим, еще так рано.
Исчезли горы в ватной оболочке.
Вода стекает меж камней, журча.
Плечу тепло от твоего плеча.
Весною пахнут синие цветочки.
И тонкий звон серебряной кампаны,
И дух полей, и воркованье струй…
И ты и я — мы пленники тумана.
Как сладок был наш долгий поцелуй!

<1933>

«Густых, воздушных, золотистых…»

Густых, воздушных, золотистых,
Как пленной нежности ручей,
Сухих и томно шелковистых
И пахнущих весной кудрей,
Как теплых волн, меня касанье
Втянуло сладостно на дно.
В орбиту лунного сиянья
Дыханье розы вплетено,
И вин шипучих горькой пеной,
Не утоляя, полумгла
Весельем, кротостью, изменой
Меня смутила и зажгла.
Дрожали пальцы, развивая,
Как золотые кольца змей,
Как нимб бессолнечного рая,
Фиалок россыпь и кудрей.

<1920>

«В несовершенстве вялых линий…»

В несовершенстве вялых линий,
Как пар и тень, ползет озноб,
И в гаснущей, в поникшей сини
Гнездится цепких мук микроб.
И все, что было в нас наносным,
Что не хотело просверкать,
Томленьем тягостным и косным
Из пор земли взошло опять.
Казалось, вот сорвется слово,
Побег проросший жуть весны…
Созвучьем имени святого
Уста немые сожжены.
Мы чуда целый день прождали
И вдруг осиротели мы.
В молочно-мутной, зябкой дали
Застыли лунные холмы.
В долине сыпь огней желтеет,
Но сумрак ватный синь и тих.
И сердце хочет и не смеет
Сказать, что чудо — в нас самих.

<1920>

«Две тени мы души одной…»

Две тени мы души одной,
Томим друг друга и тревожим.
Как сумрак твой и хмель и зной
На четкий день мой не похожи!
Мне сладок пестрый порта гул,
Блеск солнца, шорох толп на пьяцце,
И в жизни сдержанный разгул
Люблю я мирно погружаться.
Люблю друзей, мой кабачок,
Прогулки в гондоле на Лидо.
Мне раздвоений чужд клубок,
Где нежность спутана с обидой.
Порою лишь твой мутный срыв
Влечет меня и, очарован,
Над краем острых скал застыв,
Я взглядом к пропасти прикован.
Я жду, что хлынет вот в меня
Весь хаос, вызванный тобою.
Но в свете брезжущего дня
Ты вновь становишься дневною.
И сухо я прощусь с тобой,
Твоим терзаем тайно жалом,
Чтоб долго в гондоле сырой
Скитаться по кривым каналам.

<1922>

«Мечта моя в загробном мире…»

Мечта моя в загробном мире
Не топей тинистых забвенья,
Не гимнов, тающих в эфире —
Ждет робко только просветленья.
Жить, каждый миг благославляя,
Здесь не дано, но за чертою
Все в памяти пусть воскресая,
Пройдет воздушною толпою.
Пусть солнце, как и здесь, засветит,
Живя живое и колдуя,
И все, что не успел заметить
Тут на земле, там полюблю я.
И ты, прождавшая года
Нежнейших слов, больших признаний,
С каким восторгом в ясной рани
Все, все скажу тебе тогда!
Ты мне поверишь, и заслоны
Тогда падут перед Одним,
И беззаконные законы
Любви ничем не затемним.

<1933>

Пейзаж

— Что твой взор различает вдали?
— Сквозь туман, вижу я, корабли
Покидают покой и уют,
В незнакомые страны зовут.
— Обольстительны ложные сны,
Нету сладостней нашей страны.
Что ты видишь в тумане еще?
— Я твое только вижу плечо.
Заслоняет оно корабли
И колонны развалин вдали.
— Дни бегут, не мечтай, но живи.
Что прекраснее нашей любви?
Всем уплывшим в обманный туман
Не вернуться из прибыльных стран.

<1954>

ЧИЧЕРОНЕ

Николаю Бахтину («Теперь я больше не поэт…»)

Теперь я больше не поэт,
Забыл печать, молчу в салоне,
Живу на скромной Пьер Капони.
Я не совсем бродяга, нет,
Я, с позволенья, чичероне.
Кормлюсь за мертвых счет веков,
Живыми не пренебрегая.
Все знаю — церковь где какая,
И в мир — музей ввести готов
За лиры Тиция и Кая.
Я ремеслу такому рад,
Срывая розы на могиле:
Сади знал толк в дорожной пыли,
Как бабка, повивал Сократ
И чичероне был Виргилий.

<1942>

Унтергрунд в Берлине

Вагон вдруг лопнул, из дверей потек,
Киша прыщами, гной лежалых чучел.
Меж судорог утроб и наглых ног
Брюхач сигарой глаз линючий пучил.
Одеколонных лун лимонный тон,
Смесь блеклой пакли, кролика и шелка.
Работая локтями в унисон,
Не различишь, кто шведка, кто креолка.
Представить в жирной жиже можно ль Вас,
Кто жаром райской просиял мне птицы?
О если б поезд вздумал с пьяных глаз
Лететь вовсю, вдруг наскочить, разбиться!

<1923>

«Пуста амфора Афродиты…»

Пуста амфора Афродиты.
Здесь нежностью никто не пьян.
Лишь запах острый и забытый
Читать дальше
стр.
Похожие книги
Мертвое «да»
Чужая весна
Милосердная дорога
Порхающая душа
Мы для любви все рождены…
До встречи не в этом мире
Божий мир
Кривая речь