Происхождение слова «кремль» не выяснено: существует множество версий, большинство которых не выдерживают критики. Одна из них, высказанная в 1873 г. палеологом А.М. Кубаревым, предполагает, что название произошло от греческого слова «кримнос», что означает «крутизна, крутая гора над берегом». Слово это могло быть занесено в Москву священнослужителями, приехавшими с греком митрополитом Феогностом, но вряд ли греческое слово получило широкое распространение на Руси, чтобы его применяли везде для названия внутренней крепости.
Вторая версия, выдвинутая известным филологом Я.К. Гротом в статье 1865 г. и довольно распространенная, но от этого не менее легковесная – от слова «кром», «кромка», о чем-то, находящемся на краю (что же такое в городе XIV в. стояло на краю?); по объяснению словаря русского языка XI–XVII вв., кром – это «внешнее городовое укрепление», что никак не может относиться к Кремлю.
Третья версия, также неубедительная, утверждает, что название дано от слов «кремлевый», «кремлевник», от диалектных слов, обычных не для Москвы, а для Архангельской губернии, обозначающих якобы хороший, крепкий лес. Это объяснение взято из словаря Даля, но вот знаток архангелогородских говоров объясняет это слово как «хвойный лес на моховом болоте» (Подвысоцкий А. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб.: Императорская академия наук, 1885). Согласитесь, что хвойные деревья, выросшие на болотах и, по определению, слабые и хилые, использовать для возведения крепостей было бы странно, да и вспомним кремль Ивана Калиты, построенный из крепкого дуба. Необъяснимо то, что узкоспециальное архангельское слово «кремлевник» с XIV в. неожиданно стало применяться для обозначения деревянной крепости, а не ранее, ибо до этого времени слово «кремль» вообще не использовалось на Руси (а для обозначения крепостей применялось слово «детинец»).
Наиболее обоснованной представляется версия, предложенная в 1997 г. М.Г. Савицким, – от монгольского слова «керем», вошедшего в русский после татаро-монгольского нашествия, что значит крепость, укрепление. От него появилось прилагательное «керемель» – древнерусский суффикс прилагательного – ль, образованный от имен существительных, как видно, имел широкое распространение: безумник-безумль (безумный), ЯрославЯрославль (ярославский) и др. Соответственно, керем (укрепление) – керемль (укрепленный), в речи превратившийся в более удобное «кремль». Надо сказать, что сначала слово «кремль» было прилагательным, так что слова летописи «град кремль» для читателя были понятны как «поселение (град) укрепленное (керемель, кремль)». Со временем прилагательное «кремль» субстантивировалось (что является характерным в развитии языка), то есть превратилось в существительное, и как имя существительное распространилось по Руси. Встречающееся в летописи слово «кремник» не происходит от какого-то «кремня», а является стяжением, суффиксальным образованием, возникшим в разговорном языке и проникшим в летописный текст. Важно также подчеркнуть, что слово «кремль» появилось только в XIV столетии, до этого времени для обозначения крепости применялось слово «детинец». Эта версия отличается от других тем, что она объясняет и его происхождение, и развитие, и связь слова с историческими условиями середины XIV в. на Руси.
Деревянные стены крепости, впервые упомянутой в летописи под 1156 г., конечно, неоднократно возобновлялись – так, например, известно, что через двадцать лет после их постройки – в 1179 г. – Москва была сожжена рязанским князем Глебом Ростиславичем: «Глеб же тоа осени иде к Москве и пожьже Москву всю, город и села». Конечно же серьезно пострадала крепость и при нашествии войск Батыя в зиму 1237/38 г., когда «татарове поидоша к Москве и взяша Москву и воеводу убиша Филипа Нянька за правоверную веру крестьяньскую, а князя Владимира, сына Юрьева, руками яша, а люди избиша, от старець и до младенець, и много именья вземше отъидоша». При московском князе Данииле Александровиче – сыне Александра Невского – стены видели монголов, разоривших город в 1293 г. под водительством хана Дюденя, который «много пакости учиниша христианом, и много градов поимаша… и всю землю пусту сотвориша»; а также в 1305 и 1307 гг. – во время феодальных распрей от нападавших войск князя Михаила Ярославича Тверского. Однако тверские рати «града не взя и, не успев ничто же, возвратися», хотя бой «бысть силен».
