произнесет оно, — Да!» Если, после нескольких попыток умереть, мы умираем в последний раз, в этом акте высшей жизни прекращает умирать наше существование. Смертельно лишь одно: быть живым и не хотеть умирать. Каждая охотно умершая смерть есть источник жизни. Чаша любви — смесь жизни и смерти. Чудом является то, что мы не любим: любовь — это водяной знак на пергаменте нашего существования. Мелодии любви следуют органы нашего тела. Тот, кто любит, повинуется жизни, протекающей во времени; тот, кто отказывается любить, борется с течением, и при этом тщетно. Как легко нам дается жест дарящего, когда золотая вода Бытия протекает сквозь нас, как через жерло источника! Как легко самоотречение, когда нас омывает богатство неисчерпаемо изливающегося на нас грядущего! Как легка верность, когда неверное Время надевает нам на палец свое неотторжимое кольцо! Как легка смерть, когда мы ежечасно узнаем, сколь блажен, сколь привлекателен уход! И даже старение — то, чего мы больше всего боимся, то, что связывает и ограничивает нас — взамен окружающего нас тумана дарует нам внутреннюю ясность бедности. Наше существование лишено трагизма, ибо всякий раз, когда мы от чего-либо отказываемся, мы получаем в награду нечто неизмеримо большее; чем ближе человек к абсолютному центру полной бедности, тем глубже становится его владение самим собой, тем надежнее возможность обладания всем тем, что его окружает.
И таким образом, мы можем быть тем, чем мы хотели бы быть. В таинственных водах Времени, в тех водах, которыми мы омываем себя и которые суть мы сами, в этой влаге Бытия растворяется и преодолевает себя то чувство сопротивления, что так глубоко укоренилось в наших сердцах. Под вопросом лишь то, что закреплено и непрозрачно — жесткость, противостоящая каждому духу, каждому оку. Но око обнажено, а дух наделен способностью светиться сквозь преграду, и вот лучи его проникают насквозь и рассеивают упорство. В то время как мы надеваем на себя покров за покровом, стараясь этой броней отгородиться от неумолимых велений жизни, из наших внутренних глубин пробивается источник, который размывает воздвигнутые нами стены и сносит
наши самые прочные крепости. Никто не в силах сопротивляться непрестанному натиску этих волн; день за днем они изматывают нас, песчинка за песчинкой размывают наши опустошенные берега, и в конце концов мы падаем от бессилия. Со временем даже глупейший из нас начинает понимать, что такое Время. Время вторгается в человека и стелет себе в нем свое ложе, оно растирает его своими жерновами подобно тому, как точит камни поток водопада.
Так ты постигаешь Время, а оно посвящает тебя в свою глубочайшую тайну. В его движении, в его приближении и удалении, ты начинаешь чувствовать ритм. В облике грядущего оно приближается к тебе, переполняет тебя, одаривает тебя сверх всякой меры, но в то же время и грабит тебя, требуя от тебя всего, что у тебя есть. Оно хочет, чтобы ты был одновременно богатым и бедным, все время богаче и беднее. Оно хочет, чтобы ты сильнее любил. И если ты последуешь законам и заповедям своей собственной сути и полностью станешь самим собою, ты будешь жить лишь этим пришедшим к тебе даром (дар этот — ты сам), и в святости вернешь этот дар, ни в малой мере не сделав его принадлежащим тебе. Твоя жизнь будет одним сплошным дыханием, в спокойно — бессознательном движении легких от вдоха к выдоху и обратно. И ты сам станешь воздухом, вдыхаемым и выдыхаемым в чередовании приливов и отливов. Ты станешь кровью в биении сердца, которое будет втягивать тебя и выталкивать, которое пленит тебя в колдовском сплетении своих жил.
Ты чувствуешь Время, но не чувствуешь этого сердца? Ты чувствуешь поток благодати — теплый, алый поток — который обрушивается на тебя, и не чувствуешь, что ты любим? Ты ищешь доказательства — однако ты сам это доказательство. Ты пытаешься уловить его, это Неизвестное, в снасти твоего знания — и вот, ты сам пойман неотвратимой сетью его мощи. Ты пытаешься постичь — но ты сам уже постигнут. Ты пытаешься одолеть — но тебя самого уже одолели. Ты думаешь, что ищешь — но тебя самого давно и навсегда нашли. Ты ощупываешь себя, пытаясь сквозь тысячи покровов нащупать свое живое тело — и думаешь при
