Клементина рано проснулась и прошла в комнату Мартина. Днем она должна была улетать в Нью-Йорк и хотела оставшееся до вылета время провести с ним и дочерью. Рафаэль как раз собирался брить Мартина, но она решила все сделать сама.
– Мартин, как ты смотришь на то, чтобы переехать в Рио-де-Жанейро? – спросила она, накладывая на его лицо пену для бритья.
Он опустил глаза вниз.
– Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? – голос его дрожал.
– Я не хочу, чтобы ты жил без меня.
– Это одно и то же, – засмеялся Рафаэль, довольный этим предложением.
– А ты не смейся, – прервала его веселье Клементина, – тебя никто не приглашает ехать с нами.
– Даже если вы меня с собой не возьмете, – деловито сказал Раф, – я все равно поеду. Люди должны жить со своей семьей. Вы – моя семья, так что и не мечтайте избавиться от старого Рафаэля! А что будем делать с поместьем?
Его лицо было таким растерянным, что Клементина не выдержала и рассмеялась.
– Денег у нас достаточно, чтобы достойно содержать его. Часть прислуги останется и будет следить за порядком. Некоторым я хочу предложить поехать с нами, и если они согласятся, то буду только рада. В Рио у меня квартира, но для Мартина будет лучше, если мы купим большой дом. – Она осторожно водила бритвой по его щекам, делая вид, что не замечает выражения глаз Мартина. – Я хочу, чтобы Анна росла в Бразилии. Там у нас с Габриэлем много друзей. Только вам придется выучить португальский, чтобы общаться с ними, потому что некоторые из них вообще не говорят по-английски.
– Не хватало еще мне на старости лет записываться в ученики, – пробурчал Рафаэль, наблюдая за действиями Клементины.
– Значит, ты остаешься здесь, – серьезно сказала Клементина. – Будешь наслаждаться одиночеством, водить сюда курочек, не спрашивая ни у кого разрешения.
– Да у него хрен не стоит, какие там бабы, – медленно произнес Мартин, стараясь не мешать Клементине брить его.
– Мартин! – Клементина едва не задохнулась от смеха.
Анна, сидевшая в коляске у окна, недовольно нахмурилась, прислушиваясь к шуму, но потом растянула свой беззубый ротик в улыбке.
– Мы смеемся, – пропел Рафаэль, взяв ее на руки.
Анна радостно хлопала его ручками по плечам и заливисто смеялась.
– Иди, солнышко, к своему деду. – Раф поднес девочку к Мартину, и та внимательно посмотрела ему в лицо, на котором кое-где осталась пена для бритья.
– Так, сейчас будем завтракать.
Они перенесли Мартина в специальное кресло, и Клементина снова удивилась тому, насколько он похудел. Его тело было по-детски тонким, что особенно подчеркивал легкий льняной костюм. Клементина опустилась на пол и поставила его исхудавшие ноги на подставку. Затем она крепко прижалась к Мартину, уткнув голову ему в колени. Рафаэль, забрав Анну, быстро выскользнул из комнаты, оставив их наедине.
– Прости меня, Мартин, – шептала Клементина, гладя его острые колени.
Мартин глубоко вдыхал свежий воздух, мечтая дотронуться до ее волос. Всего лишь один раз, думал он, больше мне ничего не надо, только провести пальцами по ее волосам…
– Не плачь, – попросил он.
– Я столько гадкого сделала в своей жизни! – всхлипывала она. – Иногда мне кажется, что лучше бы я вообще не родилась, или лучше бы ты убил меня вместе с Ирэн!
– Я тоже совершил множество ошибок в жизни.
– Но…
– Не перебивай, – сбивчиво продолжал Мартин. – Все в моей жизни пошло наперекосяк после того, как я убил своего отца.
Клементина широко раскрыла глаза и прикрыла рот руками.
– Да, я задушил его, потому что он убил мою маму…
Мартин никогда не рассказывал ей о своем прошлом, и теперь она жадно слушала его. С его губ слетали страшные признания, но Клементина не осуждала его, потому что, несмотря ни на что, чувствовала себя его девочкой, в жилах которой течет его кровь. И пусть они не были родственниками в буквальном смысле этого слова – они были родными. Они оба были хищниками, а душевная близость таких людей не определяется физическим родством. Она слушала его историю и удивлялась, потому что во многих поступках Мартина узнавала себя. Его ошибки были ее ошибками. Она чувствовала его гнев и ярость, его печаль и страсть так же, как и он сам. Клементина поражалась жестокости, живущей в их сердцах. Она правила ими. Жажда денег, тщеславие и эгоизм разрушали их, и, что самое страшное, они не пытались сопротивляться этому процессу, идя на поводу у своих безумных желаний. Но, как говорил Мартин, мы сами делаем свой выбор, и Клементина с ужасом думала о том, что все самые страшные утраты ее жизни были результатом той дороги, которую она избрала для себя.
